лихорадочно бьётся в охотничьем азарте. В общем — благодать.
Проходит час. Проходит другой. Проходит мощный вепрь метрах в десяти от Гриши. За папой по убывающей идёт мама, и следом семенят остальные члены семьи. Ещё немного и все скроются в ближайших кустах. Почему никто не стреляет? Половина стада уже вне поля зрения! А, была, не была! Гриша одним выстрелом снимает последнего, не успевшего скрыться в чаще, самого крохотного кабанчика.
Дальше события развиваются в течение нескольких секунд. Тишину нарушают визг и дикий рык. На сцену резво выступают разъярённые мама с папой общим весом примерно с полтонны, которые стремительно несутся на кровного обидчика. Кровный обидчик, успев крикнуть: «Братцы-ы!..», — совершает подъем переворотом на сук дерева и невероятным образом умудряется там удержаться.
Видно, как по темноте, с шумом и сопением, бегут, лязгая на ходу затворами, семь фонариков. Свинячья семья, согласно древнему инстинкту самосохранения, не замедляя скорости проносится, уже молча, мимо дерева и исчезает в ночи. Сук ломается, Гриша, пустив петушка, кричит: «Брат!..», — и оказывается снова на земле, на пятой точке. Слово, из принципа, нужно всё-таки докончить, и он добавляет: «…Цы-ы!».
Пока Гриша встаёт и отряхивается, подбегают остальные члены артели:
— Что случилось?
— Что за шум, вы, случаем, не ушиблись?
— Требуем, в конце концов, объяснений!
Гриша встаёт на ноги и тут же принимает позу:
— Вот, вашу маму, мы же договаривались все вместе стрелять, где ж вы, нехорошие, такие-сякие, были-то? Целое стадо ушло в вашу сторону! А я, вон, полюбуйтесь, порося завалил!
Семеро лбов, которые то ли не видели кабанов, то ли проспали, не желают сдавать позиций и всю дорогу пилят бедного Гришу:
— И не жалко тебе ребёночка то? Изверг ты этакий!
— Кровопивец! Сказано же было, всем вместе по стаду стрелять!
— Это ж скока центнеров с гектара мы потеряли!?
— Э. худой человек, аднака! Заметьте!
— Девочки, не ссорьтесь!
По мере их приближения к постам группировки, все видят такую картину.
Совершенно наплевав на конспирацию, приближается шумная компания фонариков, в среде которой явно происходит какая-то склока. Бросив ответ на пароль, группа с сопениями идёт во тьме ночи дальше. Слышны фразы:
— Одновременно стрелять!..
— …Сам дурак!
— … Я ж замочил одного!..
— Всех нужно…
— Я к вам дифференди… дифференцированно. А вы…
— …Ну и козёл!..
— Не козёл, а порось!
— Ну, девочки, не ссорьтесь!
Промывание костей бедного Гриши продолжалось вплоть до ужина следующего дня, когда уже и гости, прибывшие как всегда не то на огонёк, не то на ароматы, наевшись жаренного в собственном соку кабанчика, поглаживая животы, лениво обсасывали поросячьи косточки.
Но ведь должен же кто-нибудь из сытых и довольных жизнью проявить милосердие. Не к поросю конечно, к Грише:
— Джентльмены, да что вы причепились до человека. Единственный мущина кабанчика стрельнул, а вы его клюёте! Он, можно сказать, отодвинул сроки нашей голодной смерти. Стыдно, стыдно мужу… господа! Молодец, Григорий Батькович! Так стоять! Как у молодого!
Туман в яйцах
— Туда не ходи, — сюда ходи!
Шесть часов утра. На посту бдительно смотрит в бинокль Геркон в сторону малого рынка. Видимость, — примерно, сто-двести метров. Туман сплошной. Ну не нравится Геркону именно эта сторона. Дело, наверное, даже не в шестом чувстве, а в том, что слева, справа и сзади несут службу также бдительно посты соседних подразделений.
И вдруг, как пишет великий русский классик Тургенев, — чу! — Из рощицы появились два силуэта. Ну, явно бандиты. Геркон напрягся. Прижал бинокль к мешкам с песком, чтобы не лихорадил в руках. Парни очень осторожно и нежно достали что-то из заплечного мешка, минуты две-три посуетились у дощатого прилавка, после чего исчезли в рощице.
Пока командиры решали, кого направить на проверку малого рынка, туман потихоньку начал рассеиваться. Сквозь пелену стали распознаваться силуэты бдительных постовых соседних подразделений.
Трое бойцов в банданах, красиво, как в кино про американских солдат удачи, не исключено, что и рисуясь перед соседями, прикрывая друг друга, пошли на проверку. Самарцы и десантники удивленно провожают их взглядами.
Вернулись более раскованно.
— Ну, что там?
— Да пакет с яйцами на пустой коробке и провода торчат. Пустышка.
Через пару часов в группировке началось оживление. Туман окончательно рассеялся. Начался очередной напряжённый рабочий день. Завтрак. Суета. Ходят туда-сюда гости и официальные лица. Последние сплетни и утренние новости. К Геркону, расслабленно сидящему на посту в домашних тапочках и лениво посасывающему конфетки, пришел «Поручик» — комвзвода самарского ОМОНа.
Кстати, несколько слов о Поручике. Будучи в школе милиции, любил Поручик цеплять на себя погоны старшего лейтенанта и выходить с жезлом инспектора ГАИ на «большую дорогу». Таким образом зарабатывая себе солидную прибавку к скудному студенческому пайку. Ну и влетел как-то непосредственно на начальника школы. Так он и стал Поручиком.
После чопорных приветствий, как-никак а представители отрядов, и объемной вступительной беседы, вроде:
— Как дела?
— Да ничего, нормально. Не желаете ли компет?
Поручик, желая показать что тоже не пальцем деланный, мол, тоже с образованием:
— Это, по-французски выпить что ли?
— Это, по-якутски, в смысле конфетку отведать.
Говорит Поручик загадочно, с видом человека обладающего ценной информацией:
— Слышь, Геркон, у вашего командира как имя-отчество?
— Э-э… Того не ведаю. — Эй, Опер, у Романчика как отчество?
— Мн-э, Э-э… Пользуясь случаем хочу сказать следующее…, - Задумался Опер, срочно зачесав бритый затылок своей образованной головы. И уставившись в безоблачное небо, — Эй! Антон! У Котовского как отчество? — перекинул стрелки Сашенька и пошёл дальше, куда и шёл.
Антон начал почесывать лоб, по которому явно забегали мысли и стал внимательно рассматривать носки своих кроссовок:
