и десять кастрюль.
— Где?
— По приезде, куплю, какая разница?
— У нас есть еще одна, и сковородка, но смотри Глеб…
— Зануда.
Еще в первый день, недалеко от палатки, между деревьями натянули веревки, сушили мокрые вещи; все, что лежало на дне и на верху багажной лодки, тогда промокло. Взял со скамьи одежду, свою и белоруса, привязал к веревке. Прищепок нет, а ветер такой: если сорвется — с концами.
Сергей сделал нам кофе:
— Сахар, сами….
— Мне три ложки, — говорю.
— Сами, я спать…
— Все у тебя на пол шишечки. Взялся, так уж давай до конца.
Сергей недовольно закряхтел, встал, пошел к палатке, стонал, гремел, шелестел пакетами, наконец, выполз с пачкой рафинада:
— Сволочи, все им дай-подай!
— Вот. Теперь всегда, когда я прикажу, будешь приносить сахар. Теперь ты — 'сахараложец'.
Он бросил в меня пачку, но я увернулся. Сахар улетел в темноту.
— Иди, ищи! — крикнул ему. Но Сергей уже исчез в палатке: — Спокойной ночи!
Пришлось искать самому. Когда вернулся, в руках у Игоря уже была гитара.
— Опять? — спросил его.
— Немножко.
— Кому посвящаем эту ночь?
— Летову.
— Не люблю.
— Мы недолго. Ночью надо спать.
— На пятую ночь сказал Игорь, — говорю. — Кофе, как раз, поможет заснуть. Сколько сахара?
— Четыре.
Я бросил в чашки сахар, перемешал.
— Спасибо, — поблагодарил белорус.
— Всегда — пожалуйста.
— И за кофе, тоже…
Кофе успел остыть. Опять поставили воду греться.
— Чего, водки не выпьешь? — спросил Игорь.
— Я один водку не буду.
— Согрейся. Я бы на твоем месте…
— А ты, с водкой — все?.. Срываешься часто?
— Я могу не пить. Просто иногда не знаю, ради чего.
— Ты, правда, не пил три года?
— И три дня, и три месяца… Тебе нравится Высоцкий?
— Да, люблю…
— Вот моя любимая.
Игорь запел, тихо. Мне тоже нравится эта песня, но ее надо петь громко, с надрывом:
— Во хмелю слегка
Лесом правил я.
Не устал пока.
Пел за здравие
А умел я петь,
Песни вздорные…
…может час, может два, но я уже не выдержал:
— Все Игорь — я иду спать.
— Подожди, еще столько песен не спето!
— Нет. Все. Спать. Ты нет?..
— Не хочется.
— Боишься, что опять?..
— Боюсь, за вас. Днем лягу.
— Все, до завтра…
Я залез в палатку, укутался в одеяло и сразу уснул. Очень быстро. Игорь пел: 'Сон мне, желтые огни…', и я хотел послушать, но отключился, еще до припева.
18
Проснулся в обед. Спал бы еще, но рядом громко разговаривали. Спорили. Не вставал, приходил в себя. Голос Антона узнал. А вот Сергей. А где же Саша? Почему не слышно, как она смеется? Прислушался, но нет. Давно бы себя выдала, наверное, опять загорает? О чем это они? Поэзия?
— Нет, Сергей, — это очень классный поэт. Его сейчас все!..
— Модный, не значит классный.
— Сейчас, сейчас еще прочитаю… Вот стихотворение…
— Антон не надо! Не надо. Я уже сложил мнение — мне не нравится.
— Но почему?
— У тебя есть любимый стих этого автора?
— Нет. Я тебе объяснял, они все хорошие!
— В том-то и дело. Не бывает, чтобы все хорошие… Должны быть любимые и не любимые. У всех, без исключения: у поэтов, у прозаиков, максимум, — это процентов двадцать по настоящему стоящих вещей. У бездарей — ноль! Если нравится все, значит, ты ничего не понял.
— Чего не понял?
— Хочешь как все. Все носятся с каким-то 'попсовиком', и ты туда же. Декламируешь, и сам не понимаешь, что. Главное — модно, всем нравится, ну я тогда, тоже… Никто ведь не догадается…
— Я не понимаю, про что ты?
— Надо иметь на все свое мнение. Правильное или неправильное, — уже другой вопрос, но свое, понимаешь?.. Нельзя быть прилипалой…
— Я прилипала?
— Некоторые люди — Антон, не искренни по отношению к самим себе. Надо понять, кто ты. Что любишь, и что ненавидишь. И вот, когда ты скажешь: 'Вот это я люблю, а это нет… За эти поступки, я осуждаю, — этого человека, а за эти… наоборот…' Понимаешь?
— Сергей! — крикнул я из палатки.
— Да?!
— Ты нудный, Сергей! По-твоему, я не могу любить торт целиком, а только отдельные его кусочки!
— Ты можешь любить торт, но не можешь любить все кондитерские изделия, какие есть! Только часть, маленькую часть из них.
— Могу!
Давай сделаем так. Твой любимый поэт? Хотя и так знаю, что Высоцкий. Сколько у него стихов? Не знаешь. Больше трех тысяч. Сколько слышал? Сколько вспомнишь? Сто, двести максимум, и то не все нравятся, правда?
— Про поэтов я согласен, я только про торт спросил. Вот про торт, я бы с тобой поспорил.
