— Что ты сказал?
— Я скорее… спросил…
— Ты что-то знаешь?
— Ничего не знаю.
— Говори.
— Угадал, да?
— Номера Московские. Ну…
— Это давно было… Года два наверное… У Маши на дне рождения была такая — Тая — помнишь? Такая ууух!.. Мы с ней тогда ааах!..
— И?
— Ну ты вспомнил?
— Да помню я ее, — говорю. — У ее брата с Димоном, какие-то дела. А вообще она… поблядушка, бабушка отечественного хламидиоза… Так что, зря ты это…
— Не наговаривай. Я ее весь вечер уламывал…
— Она тогда ублажила почти всех приглашенных, для избранных — секс в ванной.
— Ни хрена, не в ванной!..
— Не знаю? Лоджия использовалась как петтинг-холл. Везде, разные инструменты…
— Плохой ты человек — завистливый…
— После душа она выдавала серу в тюбиках, от лобкових вшей, и этот… тенидозол или треханазол…
— Блин
— Ребята с роботы ее называют 'Голливуд'.
— Голливуд?
— Кричит сильно, когда…
— Кричит, правда… но ты все врешь! А какие таблетки давала?
— Брат… Мне жить не хочется…
— Не переживай, я здоров!
— Расскажи про него…
— Про кого? А… Вот дура… обидела моего мальчика… Ничего… Знаю одно место, там такие цыпы, и недорого…
— Ладно… какая разница? Пока…
— Что, будешь делать?
— Для начала напьюсь.
— Это понятно, — это я одобряю, а потом?
— Скотина ты, что ж ты мне не сказал? Скотский мир… Все, пока!
— А ну смирно! Кто скотина?..
Сергей разозлился, но резко, что не свойственно его вспыльчивому характеру, осекся. Сказал мягко:
— Не обижай меня, друг… Я, правда, не знал. Тая рассказала. К Маше, несколько раз, приезжал какой-то крендель из Москвы. Старая любовь, с института еще. Но она вообще никак… Не приезжай мол, все кончено, другого люблю. И все, понимаешь? Тебе не сказал, потому, что… незачем. Ты такой счастливый тогда был, а это… ее прошлое, понимаешь? Сейчас-то, конечно… надо было сказать, теперь это касается и тебя, а тогда — это было только ее дело, понимаешь?.. Ну не молчи, Глеб!..
Отключился, сунул телефон в чехол. Сергей набрал меня. Маша услышала мелодию (рингтон у меня оригинальный, сам сделал — есть такая программка). Да, помню, смотрит она прямо на меня, долго так смотрит, но знаю — не видит. Я в темноте. Теперь, думаю, я буду долго в темноте.
Отключил телефон совсем. Посидел несколько минут и ушел. Того, что увидел вполне достаточно, зачем себя мучить. Все кончено.
И все-таки не удержался, позвонил уже из машины, просто услышать голос, никаких разговоров, просто голос…
— Да.
— Добрый вечер, Машенька.
— Ага. У тебя странный голос.
— Простудился.
— Я задержусь на роботе. Ужинай без меня, — говорит.
— Могу забрать.
— Не надо… Столько роботы… Не знаю, когда закончу.
— Правильно, старайся, директор обязательно похвалит.
— Директриса, — поправила Маша.
— И она тоже, — говорю. — Целую тебя нежно.
— Ага.
— Поцелуй и ты на прощанье.
— Тут люди.
— Когда, это тебя останавливало?..
— Все… Дома… Пока…
— Прощай…
— Зачем — прощай? До вечера.
А вот теперь все.
Написал письмо, длинное такое письмо: сначала плакал, потом ругался, пророчил страшное, даже угрожал. Как хорошо, что пролил на него остатки коньяка. Порвал, выбросил в ведро, вместе с пустой бутылкой. Записка была короткой:
'Уехал командировку Уходи Даю неделю'.
Наспех собрался, набрал — ерунды какой-то. Все забыл: и бритву, и щетку, и шорты не взял. Очень пьяный был, с собой разговаривал, смеялся, кричал чего-то. Бросил в сумку зимние ботинки и дубленку, увидел газету, позвонил в туристическое агентство — первое, какое попалось.
— Хочу в Баден-Баден!
— Добрый вечер.
— Хочу в Баден-Баден!
— Поздно, я сейчас не смогу помочь, позвоните завтра.
— Почему? Баден-Баден на вечер закрывают?
— Тут никого нет? Я охранник.
— В Баден-Бадене никого нет?
— Всего доброго, позвоните завтра.
Телефонные гудки прервали разговор. Я рассказал им все, что думаю, про их паршивое агентство: 'так грубо со мной еще не разговаривали!', требовал директора, грозил тотальным уничтожением им и всей бездушной половине человечества.
Всю ночь бродил по каким-то гадюшникам. В три утра нашел себя возле закрытого клуба. Пьяный человек дышал в стеклянные непроницаемые двери, протирал их рукавом, рассматривал свое отражение, опять дышал, и… Через час, я понял, что это бессмысленно и поехал домой. Сумка исчезла, но деньги и паспорт оказались со мной. Приехал на такси, долго смотрел в черные окна своей квартиры. 'Почему я не дома?' — размышлял вслух, раскуривая очередную сигарету — 'Мало того, что без фильтра дали, еще и хрен раскуришь! Вот уроды, сигарет уже сделать не могут! Что за страна?! А!.. Пачку не с той стороны распечатал. Все равно, все сволочи…'
Окна холодные, чужие — 'Может я дома, там, за этими окнами — сплю, и Маша рядом, обняла меня, а это, просто, сон?..' Немного очухался, поймал такси, поехал к маме.
Проснулся утром с головной болью. Наверное, тогда и начал блевать желудочным соком, раньше такого не было.
