порядке, это закон жизни, он был преклонных лет, — Гарни прижал голову Альэры к своему плечу, — прости меня, я совсем не вижусь с тобой, мы мало говорим.
— Наш последний разговор был очень неприятен мне, и до сих пор воспоминания о нём тревожат мою душу.
— Значит, всё-таки ты думала о том, что я тебе говорил? — Гарни был рад, что она сама заговорила об этом.
— Только не вздумай возобновить его в том же русле, — Альэра отстранилась от Гарни и посмотрела ему в глаза, — мои чувства к тебе я описать не могу, а Люциана я люблю, как женщина любит мужчину.
— Ты не правильно понимаешь, у меня нет ревности, мне было откровение на его счёт, как бы тебе сказать…
— Если слова не находятся сразу, значит, они далеки от правды, — девушка закуталась в шаль.
— Нет, разве ты не успела заметить, что все мои откровения рано или поздно находят подтверждение? Я просто не хочу, чтобы между нами были малейшие тайны и секреты, да и рассердить тебя не входит мои планы. Ты должна мне верить, верить, как самой себе.
— Но ты не оставляешь даже шанса на это! В моих снах я счастлива и мне не хочется просыпаться! Мы с ним путешествуем по мира, городам, дома, в которых мы с ним живём, наполнены покоем, светом, теплом! Он мне открыл одну из тайн Вселенной, я люблю его так, что дыхания не хватает. А столько тепла, нежности и ласки я не испытывала ещё никогда! Я боюсь признаться в своём сладком счастье, боюсь спугнуть его!
Девушка говорила с таким запалом, что Гарни не удавалось и слова вставить. У неё даже шея покрылась красными пятнами, что говорило о крайнем негодовании и возбуждении. Когда она замолчала, чтобы перевести дыхание, Гарни протянул к ней руки, пытаясь обнять:
— Успокойся, послушай, как-то один мудрый человек сказал мне: «Если вы живёте полной жизнью в мире сновидений или в параллельном, выдуманном мире — не радуйтесь найденной отдушине. Эти миры грёз нельзя долго контролировать. Энергия очарования и новизны быстро высосет ваш земной энергетический потенциал. Реальный мир контролировать тоже сложно, но в нём мы живём, созидая, и хотя смутно, но всё-таки представляем конечную цель. В снах мы растворяемся в эйфории и наше „Я“ перестаёт слышать голос души. Каждое сновидение — это подсказка, а не чёткая трактовка вашей земной жизни».
— Всё это ко мне не относится, — Альэра резко повернулась к Гарни и, вдруг, закрыв лицо руками, расплакалась, — ну что ты хочешь от меня?! Почему ты не понимаешь мою душу, мою радость и моё счастье?! Ведь я так мало прошу, всего лишь дать мне жить в этом раю. Ты всё время где-то пропадаешь, ты в своих мыслях, а этот мир так холоден, я чувствовала себя одинокой, и что мне надо было делать? А рядом с Люцианом я почувствовала себя защищённой и нужной.
— Господи, милая моя, ну почему ты не сказала мне, что тебя гнетёт?! — Гарни прижал девушку к своей груди, — прости, прости меня за мою невнимательность. Я действительно, слишком увлёкся поисками истины.
— Сожалеть о том, что было и о том, чего никогда не будет, не одно и тоже и ты меня прости за резкость и упрямство, — Альэра обняла его за шею, — агрессивное поведение — защитная реакция беззащитного и неуверенного в себе человека. Ты мой самый родной и близкий человек, мы будем вместе, как прежде, правда?
Гарни улыбнулся, довольный таким концом их разговора и поцеловал Альэру в щёку:
— Это одна из загадок бытия — капля понимания может очистить море недоверия, напоив живительным нектаром надежды того, кто был убеждён, что уже ничего исправить нельзя.
— Я пойду к себе.
Альэра, как-то суетливо и неуверенно, ткнулась губами в щёку Гарни и пошла к дому, кутаясь в шаль. На её лице появилось странное, несвойственное ей, выражение торжества.
Утром следующего дня, Гарни проснулся с твёрдой решимостью как можно скорее браться за спасение души Альэры. Первым делом, он постучал в дверь её комнаты и, когда девушка ответила сонным голосом, бодро и весело предложил ей прогуляться, не дожидаясь, когда проснётся весь дом.
— Я жду тебя в саду, поторопись, скоро начнётся служба в церкви, — прошептал Гарни в чуть приоткрытую дверь.
В его душе пели птицы, настроение было таким восторженным, что хотелось закричать, побежать навстречу восходящему солнцу. Альэра, ёжась от утренней прохлады, в наброшенной на плече накидке, подошла сзади и долго не объявляла о своём присутствии, с удивление глядя на подпрыгивающего на месте Гарни.
— Позволю себе спросить, что послужило причиной такому неистовству? — в её голосе слышалась ирония.
— Посмотри, какой чудный восход! Новый день полон надежд и труда во благо! — с совершенно счастливым лицом Гарни шагнул к девушке и взял её за руки, — мы пойдём на службу. Помнишь о нашей миссии? Так вот, сегодня мы попытаемся помочь неприкаянной душе Густава. Вперёд, дорогая, надо поспеть к началу. Служба только началась, голоса певчих взлетали под своды храма. Гарни слушал, закрыв глаза, наслаждаясь чистотой и высотой звуков, и совсем не замечал, как менялось выражение лица Альэры, от тревожного до восторженного. Понаблюдав за ней можно было бы увидеть, какое задерживалось дольше, но сделать это было не кому. Гарни растворился в светлом чувстве, которое присуще всем входящим в храм господа, если, конечно, их мысли не очернены негативным воздействием противоположных сил. Дождавшись, когда последний из прихожан покинет храм по окончании службы, Гарни взял Альэру за руку и направился к пастору.
— Преподобный, я к вам за советом и помощью.
— Я слушаю вас.
Гарни, вкратце, упуская факт появлений призрака, рассказал историю брата графини и, в ожидании ответа, смотрел на пастора.
— Что будет с его душой?
Пастор, своим долгим молчанием, доставил Гарни волнений, пока не произнёс короткую, но ёмкую, тираду:
Я не могу вам с твёрдостью обещать, что наказание ему будет мягким. Нам остаётся только надеяться и верить, что господь к чадам своим милостив. Только одно могу вам сказать, сын мой, ваши молитвы, возможно, дойдут быстрее, есть в вас что-то такое, что наводит меня на эти мысли.
На выходе из церкви, Гарни столкнулся со старой женщиной, одетой довольно скромно, но аккуратно. Его, как молнией пронзила мысль, что он видел где-то эту благообразную старушку, истово молившуюся на икону богородицы. Гарни остановился и, вглядываясь в удивительно знакомые черты её лица, пытался вспомнить, где могла произойти их встреча. Осенившая догадка почти парализовала его. «Это та колдунья, к которой ходил брат графини. Но что она тут делает?! В церкви?!». Но задавать такой вопрос незнакомому человеку было бы, по меньшей мере, глупо и бестактно. А странная старушка, смерив Гарни взглядом, сощурилась и тихо прошептала:
— В храме божьем все равны, главное, с чем человек в него пришёл. А я пришла за брата свечку поставить, он уже далеко от этой грешной земли и скоро предстанет перед творцом. Хороший был человек, вот только меня не понял, думал, я против божеских законов. Хоть и учёный был мой брат, да видно, не все учения ему были известны. Ну, да бог ему судья, царствие небесное и вечный покой. И Гарни выдал фразу, постановке которой сам удивился безмерно:
