стеклянные бутыли больших, средних и маленьких размеров. В них бурлила, клокотала жидкость разных цветов. В маленьких скляночках лежал порошок, так же всевозможных оттенков. Генри с удивлением разглядывал всё это. Юлиан с улыбкой наблюдал за ним.
— Ну, те-с, как вам всё это богатство? Вы, вероятно, удивлены и озадачены? Я смогу вам объяснить применения многих моих препаратов после небольших экспериментов. Садитесь сюда, — доктор указал Генри на стоящий возле стола стул с высокой спинкой.
Генри чувствовал какое-то странное волнение до дрожи. Нет, он не боялся, но неуловимое чувство радости от предвкушения чудесных событий, не могли удержать его на месте. Он обошёл комнату, разглядывая полки на стенах, на которых стояло великое множество таинственных, неизвестных вещей. Заметив взгляд доктора, Генри сел и стал наблюдать за ним. А Юлиан, меж тем, занялся какими-то приготовлениями. Он взял стеклянную баночку, стал ссыпать туда разные порошки, потом поднёс эту склянку к прозрачной трубочке, которая невообразимым образом переплеталась с несколькими бутылями на столе. По ней, видимо вытекал конечный продукт той жидкости, которая подогреваемая пламенем маленькой диковинной лампадки, бурлила и пенилась в круглой с плоским донышком стеклянной ёмкости. Набрав половину баночки, Юлиан помешал жидкость стеклянной палочкой, посмотрел её на свет, исходящий от странных, не коптящих светильников, отпил половину, причмокнул языком. Видимо, оставшись довольным от вкуса, он подошёл к Генри.
— Это мой любимый процесс, смешивать несмешиваемое. Выпейте, мой друг, этот чудесный эликсир, помогающий изменить восприятие пространства и времени, чтобы эти физические величины не мешали нам отправиться в далёкий путь за сокровенными тайнами. Смелее, юноша, нас ждут великие открытия далёких горизонтов.
Генри, посмотрев на доктора, выпил предложенное питьё. На вкус это было похоже на что-то среднее между клюквенным морсом, вареньем из лепестков роз, клубничным джемом и ещё чем-то, еле уловимом, но знакомым. Пузырьки воздуха защекотали нос и нёбо, Генри чихнул.
— Вот и замечательно, — улыбнулся доктор, — вперёд мой друг, отбросив все сомненья, нас ждёт по истине, прекрасное виденье.
Юлиан подошёл к единственно пустой стене, нажал еле заметный рычаг и появился проход в другую, маленькую комнатку. Она была абсолютно пуста, за исключением большой, каменной глыбы квадратной формы. Её размеры, бока, отполированы до блеска, чёткие грани стен поражали своей вымеренной точностью. «Интересно, что это за штука, как она попала сюда и кто смог так скрупулёзно выточить её?» подумал мальчик.
— О, это жемчужина моего храма науки, — словно прочитав его мысли, сказал Юлиан, — при помощи этого аппарата мы сможем попасть туда, куда очень немногим, почти единицам, открыт доступ. Человеческий талант и творческая мысль не знает границ. Говориться в писании, каждый из нас сотворён по образу и подобию господа. Матушка-природа стала его помошницей для поддержания и развития рода людского. Вы представляете, какой творческой, бесконечной гениальностью обладает наш создатель? Я страшно горд, что в это число входим и мы с вами. Сейчас я покажу, как надо действовать.
Юлиан подошёл к каменной глыбе, провёл рукой по одной из граней. Раздался грохот и скрежет, как будто, кто-то огромный, взяв в руки две каменные плиты, стал тереть их друг об друга. Одна из стенок, ближайшая к Генри, открылась, словно огромная дверь. Мальчик зажмурился от яркого света, бившего в глаза изнутри этого куба.
— Пойдёмте туда, доверьтесь мне.
Юлиан взял его за руку, они вошли в середину. Дверь-стена за ними закрылась, Генри открыл глаза. Внутри было очень светло, казалось, сами стены источали матово-туманный, но яркий свет.
— Пройдите в этот угол, а я по диагонали, в другой. Делайте так, как я. Юлиан, прошёл в дальний угол, сел на пол, а руками упёрся в стены плоскостей этого квадрата. Генри последовал его примеру.
— А теперь, закройте глаза, чтобы смехотворность нашего вида не смущала вас и не отвлекала от самого главного, упритесь, что есть силы в стены, сосредоточьтесь и представьте себе, что вы раздвигаете их, а вместе с ними, раздвигается ваше сознание и восприятие.
Доктор сам закрыл глаза и глубоко вздохнул. Генри попытался представить себе всё это. Упёрся руками в стены, почувствовал гладкость и холодность камня, стал давить. Естественно, ничего не получалось, ну как можно раздвинуть монолитные стены?
— Вы плохо стараетесь, мой друг, соберитесь и сделайте это.
Он вздрогнул от голоса доктора и, собравшись с мыслями, представил, что это всего навсего лёгкая материя, а не сложенные миллионы лет, песчинка к песчинке, многотонные, безмолвные и бесстрастные дети природы.
О чудо! Генри почувствовал, что под его руками не стало этой преграды. Ладони ощутили мягкость, податливость, а затем пустоту.
— Вот и чудесненько, я рад, что не ошибся в вас. Теперь, можете открыть глаза и осмотреться. Генри, немного помедлив, открыл сначала один глаз, потом другой. Поразительно, каменного квадрата не было. Они с доктором сидели на двух, совершенно круглых камнях, лежащих на отвесной скале. Эта скала, одной стороной, как трамплин, нависала над серым пространством, оставшиеся три вертикально, уходили вниз. Внешне, местность напоминала берег океана. Почему океана, потому, что это первое определение, которое пришло на ум Генри. Но если это океан, то должна быть вода, тёмно-зелёного или синего, почти чёрного цвета. Но здесь всё было иначе. Вода этого океана была похожа на разлитую, но тут же застывшую, маслянистую жидкость, мутно серого цвета, с невероятным количеством тончайших прожилок разных оттенков. Она не плескалась, накатывая на берег, а стояла чёткой гранью, даже немного нависала над белой почвой, похожей даже не на песок, а на мелкую, но плотную и жёсткую, пыль. Невозмутимость этой странной воды была очевидна, но чувствовалось, что внутри неё происходит какое-то движение. Океан простирался вдаль, переходя без чёткой грани горизонта, в такое же серое небо. Как — будто затянутое пеленой молочного тумана, оно было высоко над головами наших путешественников в пространстве.
— Загадочное место, не правда ли? — заговорил доктор, — предвижу ваш вопрос. Это океан информации со всей Вселенной, который создавался миллиардами лет. Здесь собирается всё, что было, есть и будет с бесчисленным количеством форм жизни. Это неисчерпаемый, бездонный океан, из него рождается для жизни всё и сюда же возвращается после смерти. Пока для вас, юноша, это всё немного странно и не совсем понятно, учёные мужы назвали это феноменальное зрелище — Информационное поле Земли.
— Дядя Юлиан, а можно потрогать рукой эту гладь?
— Извольте и расскажите, что будете чувствовать. Это абсолютно безопасно, но и не даёт никаких результатов. Нам надо спуститься вниз, только прошу вас, очень аккуратно, не торопитесь. Эта скала, образно говоря, наше сознание. А сейчас, мы пойдём в глубины подсознания. Только на этом уровне мы с вами сможем увидеть то, что нам любезно покажут сегодня. Для большей уверенности, возьмите меня за руку.
Скала была абсолютно отвесной, но доктор, видимо, знал тайную тропку. Поэтому, он уверенной походкой двинулся в обратную сторону от края скалы, на котором они находились. Взяв Генри за руку, доктор пошёл впереди. Мальчик инстинктивно замедлил шаг, не видя продолжения дороги. Противоположный край скалы был затянут серой мглой, и под ней совершенно ни чего не было видно. Почувствовав нерешительность своего спутника, доктор повернулся к нему, подмигнул и ступил в эту мглу. Он никуда не провалился! «Значит, там есть твёрдь» подумал Генри. Действительно, путь был, и они стали очень осторожно спускаться вниз, к берегу. Берег не был песчаным в привычном понимании. Его почва была похожа на пыль, но её твёрдость граничила с каменной. Мальчик тихонько двинулся к океану. Подойдя ближе, он дотронулся одной рукой до глади. Странно, но она была холодной и тёплой одновременно. Он ощутил лёгкую дрожь, исходящую от океана. Было впечатление, что где-то, далеко за этим призрачным простором, в его глубине, работают тысячи механизмов, передавая свою вибрацию и шум. Вот и всё, что почувствовал Генри и оглянулся на Юлиана.
— Да, к сожалению, это всё. Я тоже думал, что, потрогав этот кладезь, я сразу узнаю всё-всё. Но, увы, я был слишком самонадеян. О, у меня родились стихи
