Женщина висела на крючке, подцепленная за мягкий воротничок, которым пользуются для растяжения шейных позвонков. Очевидно, она обвязала этот воротничок вокруг шеи и затем конец его прикрепила к крючку и стала постепенно сгибать колени, пока не наступило бессознательное состояние. Не удушение или шок - именно постепенная потеря сознания. Чем более глубоким становился обморок, тем больше она опускалась. В момент смерти ее лицо, язык и глаза выдались вперед. Лицо приобрело темный, голубоватый оттенок. Остальные части ее тела были смертельно бледны. Из-за остановки дыхания она вся вытянулась.
Я быстро снял ее с крючка и положил во весь рост на пол. Ее зрачки были расширены, пульс у шеи не прощупывался, и ударов сердца не чувствовалось. Я приступил к закрытому массажу сердца в то время, как ее соседка побежала вниз звать на помощь обслуживающий персонал.
Кислород и дыхательная маска были заменены искусственным дыханием изо рта в рот. ЭКГ показывала прямую линию, «мертвую точку». Электрошок уже не поможет. Доза бикарбоната натрия и эпинефрина для внутривенного вливания была сразу же удвоена, тогда как ко флакону для внутривенных вливаний были доставлены другие медикаменты. Была установлена капельница для поддержания кровяного давления и устранения шока.
Затем она была отправлена на носилках в блок интенсивной терапии, где четыре дня пробыла в коматозном состоянии. Расширение зрачков указывало на повреждение мозга из-за недостаточного кровообращения во время остановки сердца. Однако неожиданно, через несколько часов, ее кровяное давление начало нормализоваться. Вместе с восстановлением кровообращения началось мочевыделение. Однако говорить она смогла только через несколько дней. В конце концов все функции организма восстановились, и несколькими месяцами позже больная вернулась к работе.
До сего времени она верит, что причиной патологического удлинения ее шеи было нечто вроде автомобильной катастрофы. Несмотря на то, что она поступила в госпиталь в депрессивном состоянии, теперь она выздоровела без остаточных явлений подавленности или тяги к самоубийству, вероятно, сглаженных длительным нарушением кровоснабжения мозга.
Примерно на второй день после выхода из комы я спросил ее, помнит ли она из всего хотя бы что- нибудь. Она сказала: «О да, я помню, как вы занимались со мной. Вы сбросили ваш коричневый пиджак в клетку, затем ослабили галстук, я помню, что он был белого цвета и на нем коричневые полосы. Сестра, которая пришла помочь вам, казалась такой встревоженной! Я пробовала сказать ей, что со мной все в порядке. Вы попросили ее принести амбулаторную сумку, а также катетер для внутривенных инъекций. Затем вошли двое мужчин с носилками. Все это я помню».
Она запомнила меня - а ведь была в глубокой коме как раз в это время и оставалась в этом состоянии четыре следующих дня! В то время, как я снимал свой коричневый пиджак, в комнате были только я и она. И она была клинически мертва.
Некоторые из тех, кто пережил обратимую смерть, идеально запомнили разговор, который происходил во время реанимации. Может быть, потому, что слух - одно из тех чувств, которого тело после смерти лишается в последнюю очередь? Я не знаю. Но в следующий раз я буду уже более внимательным.
Один семидесятитрехлетний джентльмен вошел в отделение больницы, жалуясь на давящую боль в середине груди. Пока шел к моему кабинету, он держался за грудь. Но на полдороге, внизу, упал и падая ударился головой о стенку. У него выступила пена, он вздохнул раз или два, и его дыхание прекратилось. Сердце остановилось.
Мы подняли его рубаху, и прослушали грудную клетку, желая убедиться в этом. Были начаты искусственное дыхание и массаж сердца. Была сделана ЭКГ, которая показывала мерцательную аритмию желудочков сердца. Каждый раз, как только мы применяли электрошок через пластины, тело в ответ подскакивало. Впоследствии он время от времени приходил в сознание, отбиваясь от нас и пытаясь встать на ноги. Затем неожиданно согнувшись, опять падал, вновь и вновь ударяясь головой об пол. Это повторялось около шести раз.
Как это ни странно, на шестой раз, после ряда внутривенных вливаний, поддерживающих работу сердца, шоковые процедуры возымели действие и пульс стал прощупываться, кровяное давление восстановилось, сознание вернулось, и пациент жив и по сей день. Ему уже восемьдесят один год. Он еще раз женился после этого происшествия и впоследствии ухитрился получить развод, лишившись после этого своей выгодной торговли фруктами, которая была основным средством его существования.
Из шести возвращений из состояния клинической смерти, которые он пережил в тот день у меня в кабинете, он помнит только одно. Он помнит, как я сказал другому доктору, работавшему со мной: «Попробуем еще один раз. Если же электрошок не поможет, давай прекратим!» Я бы с удовольствием отказался от своих слов, поскольку он слышал меня, хотя и был тогда совершенно без сознания. Позже он сказал мне: «Что Вы имели в виду, говоря: „Мы прекратим'? Это относилось
Очень часто люди спрашивали меня, не могли ли те хорошие и неприятные ощущения быть галлюцинациями, вызванными тяжестью болезни пациента или наркотиками, назначенными во время этого заболевания? Не является ли более вероятным то, что в их видениях осуществляются скрытые желания? Может быть, они обусловлены культурным или религиозным воспитанием? Действительно ли их ощущения универсальны, или это только их видения? Люди с различными религиозными убеждениями, например, имеют одинаковые или неодинаковые ощущения?
Для разрешения этой проблемы доктор Карлис Озис со своими коллегами провел два исследования в Америке и Индии. Более тысячи человек, особенно часто имевших дело с умирающими - доктора и другой медперсонал - заполнили анкеты. Были зарегистрированы следующие результаты:
1. Те пациенты, которые принимали болеутоляющие или наркотические медикаменты, известные способностью вызывать галлюцинации, имели менее правдоподобные посмертные ощущения, чем те, которые совсем не употребляли наркотики. Кроме того, галлюцинации, вызванные наркотиками, имеют явное отношение к настоящему миру, но не к потустороннему.
2. Галлюцинации, вызванные такими заболеваниями, как уремия, химическое отравление или повреждение мозга, меньше соприкасаются с неожиданными встречами из будущей жизни или ее составляющими, чем галлюцинации, сопутствующие другим заболеваниям.
3. Пациенты, получившие ощущения в будущей жизни, не видели Небес или ада в той форме, в которой они прежде их себе представляли. То, что они видели, было, как правило, неожиданным для них.
4.Эти видения не являются принятием желаемого за действительное и, по-видимому, не устанавливали, какие пациенты имеют «посмертный опыт». Такие видения, или ощущения бывают также часто как у пациентов, которые имели шансы скоро поправиться, так и у умирающих.
5. Последовательность ощущений не зависит от различий в культуре или религии. Как в Америке, так и в Индии умирающие больные утверждают, что видели темный коридор, ослепительный свет и родственников, которые умерли раньше.
6. Было замечено, однако, что религиозные предпосылки оказывали определенное воздействие на отождествление некоего «Существа», которое могло встретиться. Ни один христианин не видел индусского божества, и ни один индус не видел Христа. Это Существо, кажется, не открывает себя, но вместо этого определяется наблюдателем.
Доктор Чарльз Гэрфильд, ассистент профессора психологии в Университете медицинского центра в Калифорнии, на основе своих наблюдений заключил, что, по всем признакам, видения жизни после смерти совершенно отличны от галлюцинаций, вызванных наркотиками, или раздвоением чувств, которое пациент может испытать в период обострения болезни. Мои собственные наблюдения подтверждают это. Наркотические эффекты, белая горячка, наркоз двуокиси углерода и психические реакции скорее бывают связаны с жизнью этого мира, но не с событиями мира будущего.
