— Я знала его с самой плохой стороны. Человек он был отвратительный.
— Предполагаете, что имелось немало людей, желавших его смерти?
Аннушка находит в себе силы взглянуть следователю в глаза:
— Я желала его смерти.
— И даже написали ему об этом…
— Думаете, что я…
— Пока еще ничего не предполагаю. Собираю факты. Почему вы написали Сукачеву?
— Не выдержала. Он ставил рогатки Арсению Семеновичу всюду, где только мог, не давал продвигаться по службе, защитить докторскую диссертацию. А в последнее время мешал ему опубликовать очень важные работы в журнале «Интегральные роботы». Сукачев и там был членом редколлегии, он пытался захватить все ключевые посты… Настоящий мафиози… А эти работы для Арсения — дело всей его жизни…
Павел Ефимович чувствовал, что она чего-то недоговаривает, и слегка помог ей:
— И еще…
Она удивленно взмахнула ресницами, обожгла взглядом:
— И еще он пытался за мной ухаживать… с одной целью, чтобы досадить Арсению, унизить его…
Трофимов видит, что ей хочется о чем-то спросить, губы приоткрываются, затем опять смыкаются. Павел Ефимович почти физически чувствует, как ей трудно. Наконец она решается:
— Вы будете опять говорить с мужем?
— Сами сказали — «долг службы».
— Старайтесь поменьше его терзать. К убийству он не имеет никакого отношения.
10
— Анна мне сообщила, что вы говорили с ней о Сукачеве…
Павел Ефимович кивает, вспоминая: «Старайтесь поменьше терзать его… А как это сделать? Думаете, вы подготовили его?» Он явственно видит следы бессонницы на выразительном, подвижном лице Арсения Семеновича и представляет себе его состояние.
— У меня уже сложилось некоторое представление об убитом. Оно противоречит рассказанному вами.
— Его уже нет. Зачем копаться в… — Бурундук умолкает, подбирая нужные слова, но так и не может их отыскать, произносит: — Он был несчастным человеком. Хотя и не без вины…
— В чем, по-вашему, состоит его несчастье и его вина?
— Чтобы вы поняли, начинать придется издали. Рос красивым мальчиком, знал об этом, взрослые баловали его, помогли придумать себя таким, каким хотелось стать, — сильным, талантливым, удачливым, великодушным. А дотянуться — силенок не хватило. Но разве не все люди, все без исключения, придумывают себя, назначают себе завышенную цену? Без этого, по-моему, мы и жить не можем. Но одни дотягиваются до приданного уровня, другие — нет.
— Как определить истинную цену?
— Истинной мы не знаем. Но наиболее приближается к ней только та цена, которую назначают тебе другие. С ней надо уметь смириться. А покойный не умел. Вот и вырос завистником, чудовищем. На словах — просто. А какая за всем этим трагедия души?
— Вы так спокойно говорите об этом?
— А вы хотите, чтобы я скрежетал зубами, кричал? Да, он мешал мне работать всюду, куда мог дотянуться. Списывал у меня, бессовестно использовал мои работы и перекрывал мне все пути. Так он самоутверждался, мстил за себя…
— Мстил?
— За свою безликость и бездарность. Когда он «заимствовал», это тоже была месть: вы можете лучше меня, а я вот возьму ваше и выдам за свое.
— На юридическом, кстати самом точном, языке это называется иначе.
— Знаю. Но уверен, что в этом случае было больше мести, чем корысти. Месть и самоутверждение: вот я какой нехороший и сильный. Вот что я могу сделать с вами и вашими делами. А что вы сделаете со мной?
Павел Ефимович вдруг ловит себя на том, что его внимание рассеянно, и он все время прислушивается к чему-то, пытается уловить какие-то звуки.
Он стряхивает с себя оцепенение, спрашивает:
— Это понимали и его жертвы?
— Не все. Некоторые склонны были видеть в нем обыкновенного научного грабителя, дорвавшегося до высокого кресла…
И вдруг Трофимов осознает, к чему прислушивается. Он не слышит шагов робота, не обнаруживает признаков его присутствия в комнатах.
— А где ваш робот? Послали за покупками?
— Имеете в виду кибердвойника Варида? Он в лаборатории. Создаем ему новую внешность да и кое- какие органы меняем. Выйдет из лаборатории красавцем, не узнаете. А о Пете Шевелеве есть вести? Его родители места себя не находят, извелись вконец.
— Розыск мальчика объявлен по телевидению и радио, по всем информационным каналам милиции. Делаем что можем. Но пока безрезультатно. Мальчик как в воду канул.
— Варид тоже очень беспокоится о нем. Мальчишка непоседливый. Увлекался путешествиями, начитался книг о капитанах дальнего плавания, китобоях, юнгах, пиратах. А технику любит — за уши не оттянешь. Лучшая награда — дать покопаться в колесиках и проводах. Любознательность может далеко завести…
11
— Это направление поиска считаю перспективным, — подчеркнуто официально говорит полковник Лазарчук и поощрительно кивает массивной квадратной головой, увенчанной ежиком седых волос.
По интонации Павел Ефимович улавливает, что беседа еще не закончена, главное — впереди. Он сидит по другую сторону стола, подавшись вперед, ожидая продолжения разговора. Полковник Лазарчук, в прошлом — один из опытнейших розыскников, возможно, что-то подскажет.
— Я сказал «это направление» и думаю, что на нем необходимо сосредоточить все усилия, не отвлекаясь.
Павел Ефимович понимает: полковник считает, будто он отвлекается. У Трофимова появляется неприятное подозрение. Чтобы поскорее рассеять его или подтвердить, спрашивает:
— А выяснение личности пострадавшего?
— Вы уже выяснили мотивации. Для следствия предостаточно. В конце концов не наше дело устанавливать до тонкостей, каким человеком был профессор Сукачев. Наверное, не лучше и не хуже других.
— Хуже многих.
Их взгляды встречаются. Трофимов не выдерживает и первым отводит взгляд, отмечая про себя, как не соответствует тяжелому подбородку полковника его маленький рот с яркими губами. «Что бы мы сейчас ни сказали друг другу, каждый останется на своей позиции, — думает он. — Почему же ты навязываешь мне иную линию поведения? Ты же достаточно знаешь меня: сломать — можно, согнуть — не удастся».
Полковник назидательно произносит:
— Каждый крупный ученый наживает множество врагов и недоброжелателей.