– Я тоже пыталась, – Сильвия. – Он так умеет выводить из себя, что удивительно, отчего никто больше не пытается.
Герцог вскинул голову.
– Ты пыталась зарезать Давенби? Пальцы ее мяли голубой шелк.
– Да. На губах герцога появилась тень улыбки.
– И что случилось?
– Он мгновенно обезоружил меня. Он неуязвим.
– Ты что же, хотела, чтобы он позволил проткнуть себя шпагой?
– Нет! Я сдержала бы удар в последний момент. Ившир пристально смотрел на нее.
– Ты до сих пор влюблена в него?
– По-вашему, это любовь? Он подавляет меня, уничтожает. Я стала настоящей рабыней своих чувственных желаний. Если я допущу, чтобы он прикоснулся ко мне хотя бы еще один раз, то я навсегда останусь его очарованной пленницей. – Она пыталась найти в себе довольно мужества, чтобы признаться, объяснить своему единственному другу, что в душе она трусиха. – У меня такое чувство, что я погублю себя из-за любви к нему.
– Как именно ты погубишь себя?
– Он именно такой, как вы говорили, как говорил ваш брат, и даже более того. И он так блистателен, что просто опьяняет! Никто не может устоять перед таким обаянием: герцогини, поэты, музыканты, леди Шарлотта Рэмпол, лорд Хартшем, леди Грэнхем. Даже моя горничная Берта, хотя она возненавидела и себя, и его из-за своей влюбленности. Даже Таннер Бринк. Даже вы – теперь, когда позволили себе посмотреть на него беспристрастно. Даже ваш брат.
Глаза герцога горели как угли на бледном лице.
– И ты полагаешь, что затеряешься в толпе обожателей, плененных обаянием мистера Давенби?
Она вздрогнула.
– Надеюсь, дело не только в гордости, но я, право, не знаю. Я знаю только одно: я словно превратилась в камень.
– Почему? Почему ты боишься? В конце концов, ты сама – женщина того же типа.
– Что вы хотите сказать? – встала она.
– А почему, по-твоему, тебе так удавалась твоя работа? – Герцог тоже поднялся на ноги и взял ее за локти. – Боже мой, Сильвия, неужели ты сама не понимаешь своей силы? Даже в роли Джорджа, молодого человека без положения в обществе и состояния, ты произвела ошеломительное впечатление в лондонском свете. Когда я впервые встретил тебя, еще совсем девчонкой, ты уже сияла среди других как бриллиант.
– Если вы и заметили какое-то сияние при нашей первой встрече, то, вне всякого сомнения, лишь отраженный свет, – промолвила она.
Пальцы его сжались крепче.
– Я был старшим сыном герцога, а теперь я сам герцог Ившир. Такое положение само по себе придает некоторый блеск. В то время как ты, будь ты даже последней судомойкой, сумела бы очаровать любого мужчину. Ей-богу, вы с Давенби просто созданы друг для друга!
– Нет, – возразила она. – Вы не понимаете. Он сильнее меня. Я не в силах совладать со славой, которая его окружает. Не знаю, является ли чувство, которое я испытываю, любовью или влюбленностью, но, если я попытаюсь жить с ним, у нас ничего не получится и брак...
– Он просил тебя выйти за него?
– Я постаралась предотвратить разговор о браке. Я не могла иначе. Почему, вы думаете, я набросилась на него со шпагой?
Ившир выпустил ее и отошел к окну. Силуэт его отчетливо вырисовывался на фоне яркого солнца.
– Тогда ты можешь занять место рядом со мной, если захочешь.
– Какое место?
– Должен ли я еще раз перечислить свои привлекательные качества? Я герцог. Я несметно богат. У меня шесть обширных загородных имений, дворец в Лондоне, целая сеть предприятий и немало удачных капиталовложений. Обещаю стать покладистым мужем...
Сильвия так и села. Сердце ее отчаянно колотилось.
– Вы предлагаете брак? Мне?
– Почему бы и нет? И мне следовало жениться на тебе давным-давно. Сильвия Джорджиана, герцогиня Ившир – неплохо звучит! – Герцог протянул ей руку ладонью вверх. – Я предлагаю вам свою руку, мадам. Ни одна женщина в своем уме не откажется от подобного предложения. Ну скажи же «да», Сильвия, и герцогство твое.
– С чего бы мне вдруг захотелось пойти смотреть подснежники? – спросил Дав.
– Чтобы вспомнить, что существует невинность, – ответила Мег, – и вещи, которые очень просты.
Он стянул перчатки и бросил в сторону.
– Что, черт возьми, может быть простого в каше, которую мы заварили?
– Ты не веришь, что она любит тебя? Дав запустил обе руки в волосы.
