Дав ухмыльнулся.
– Как кстати подвернулась такая любопытная горничная.
– Да, сэр. Она к тому же клянется, что слышала храп молодого человека. Не может быть, чтоб он вышел из дома.
Дав натянул треуголку пониже на лоб. Мокрая мостовая сверкала, с крыш капало. Не могла горничная ничего слышать в такой ливень.
Шлепая сапогами по лужам, он обошел дом. Узкая полоска света мерцала меж ставен в одном из окон. Он тихо встал в темном углу подле конюшен и принялся ждать.
Стало совсем поздно. Холод пробирал до костей. Стоять под дождем, превратившимся в мокрый снег, в лужах, покрывшихся корочкой льда, было чертовски неудобно. Наконец свеча в комнате, где предположительно почивала «Джордж», догорела и задняя часть дома погрузилась в еще большую тьму. Может, она, обогатившись на двести гиней, спит сейчас сном невинности, уютно устроившись на кресле- кушетке и в самом деле храпит. Может, все, что она рассказала ему, – истинная правда. Может, она действительно хотела всего лишь заполучить его галстук.
Однако совсем нетрудно закрыть и открыть такое окно снаружи – достаточно всунуть лезвие ножа в щель между рамами, и можно поднять или опустить щеколду, в особенности если предварительно немного ослабить винты.
Но Мег вызвали с расчетом.
Он приготовился ждать всю ночь, если потребуется.
Наконец раздались легкие шаги. Дав отошел еще глубже в тень, шаги все приближались, вот она подошла к дому. Он ухмыльнулся, увидев, как она воспользовалась перевернутым кверху дном тазиком, чтобы уберечь парик от дождя. Она окинула взглядом темные дома, затем вытащила нож для разрезания бумаг из кармана камзола. Ему даже показалось, что он расслышал тихий щелчок щеколды. Ни разу более не оглянувшись, она подняла раму и шагнула через подоконник внутрь.
Ставни тут же затворились. На сей раз, вне всякого сомнения, железный брус опустился в предназначенные для него скобы, надежно запирая окно. Она проникла в дом с быстротой, обличавшей в ней профессионала, и Дава такое обстоятельство встревожило.
Итак, она уже успела перехитрить его один раз. Теперь невозможно узнать, куда она ходила, и нельзя признаться, что он сам прятался здесь по темным углам как какой-нибудь ночной дух.
Размашисто шагая, Дав вернулся на площадь, где выдал своему шпиону обещанную монету и отпустил его. В следующий раз он посадит ей на хвост двух человек. Или отправится следить за ней сам. Дома его поджидала пустая постель и обыск во всем доме. Теперь ясно, что он и интересная молодая особа вступили в весьма опасную игру.
И он – так как все карты у него на руках – победит.
Но, сорвав с нее маску, он безжалостно откроет в ней жар женской страстности, который она носит скрытым в своей груди.
И если его подозрения сколько-нибудь основательны, тогда он в первый раз в жизни будет заниматься любовью с врагом.
Со стороны фасада окна восемнадцатого номера все еще сияли светом, и из них доносился гомон голосов. Дав подошел к парадному крыльцу и стукнул дверным молотком. Лакей отворил входную дверь и уставился на нежданного посетителя, с треуголки которого так и лилась вода, а из-под мокрого плаща посверкивала шпага.
– Добрый вечер, – поприветствовал Дав лакея и вложил в его руку свою визитную карточку. – Будьте так любезны, передайте леди Шарлотте Рэмпол...
Она проснулась от холода и каких-то тихих звуков. В кабинете стояла арктическая стужа. Едва повинующимися пальцами она принялась шарить в поисках своего огнива, и наконец желанный язычок пламени затрепетал над свечкой на маленьком столике возле кушетки. Тени заметались по выстуженным темным углам. Сапоги ее оставались все еще сырыми, а затопить камин она не могла.
Сильвия напялила парик и влезла в мятый камзол, прежде чем отпереть дверь. Весь коридор ярко освещали настенные светильники. Стрелки часов стояли по стойке «смирно»: шесть утра. Рассветет еще не скоро, хотя прислуга уже поднялась и, покинув свои постели на чердаке, спустилась вниз, чтобы вновь зажечь свечи и приняться за растопку каминов и плиты. Начнут они, разумеется, с кухни и спален, а не с холодного кабинета с оледеневшей кушеткой.
Она вернулась в комнатку греть ладони над свечкой и дрожать.
«Но вам должно быть очень хорошо известно, что обаяние и привлекательность суть атрибуты дьявола, причем едва ли не самые полезные для него».
Слова герцога показались ей всего лишь мелодраматичными вчера в его кабинете, но сейчас, в прозаическом холоде зимнего утра, они звучали как похоронный звон.
«Я почитаю уничтожение Давенби своим священным долгом».
В тщетной попытке согреться Сильвия принялась расхаживать по комнатке. Она начала работать на Ившира много лет назад, задолго до того, как его отец умер и он стал герцогом. Франция и Англия находились в состоянии войны. Она отсылала Ивширу информацию о планах французов, о неосторожных или глупых англичанах, сообщала о слухах, ходивших при европейских дворах, и о признаках неудовольствия в германских государствах. Она считала такой способ зарабатывать себе на жизнь интересным и довольно прибыльным, хотя и совершалось все ради блага страны, которую она едва помнила.
Она хмуро посмотрела на свое отражение в зеркале над камином.
– Так ты и на себя самого смотришь сердито? – раздался голос в дверях. – Право, юноша, я сам себе удивляюсь, что с тобой связался.
Сильвия, у которой дыхание сперло, а сердце так и заколотилось при звуке знакомого голоса, подскочила как ошпаренная и обернулась.
Облаченный в свой опаловый шелковый камзол, в аккуратном серебристом парике и при свежем