обменяться сведениями. Я сообщу, когда и где.
– Благодарю вас. – Сара встала. – Я знаю, что вы могли бы отослать меня, если бы захотели, или, несмотря на браслет, не разрешить мне приехать сюда.
– Что ж, возможно.
Сара в замешательстве потупилась.
В деревьях раздавалась тихая воркотня голубей, дрозды насвистывали свои веселые мелодии. Гай Деворан, который, кажется, больше не думал о ней, стоял, погрузившись в молчание, наклонив голову и закрыв глаза, как будто не замечая всех этих звуков.
Внезапно Саре показалось, что птицы пробудили древних духов леса, и глубокая тревога охватила ее, а боль и восторг любви без взаимности пронзили, словно рапира.
Она встала и, смахнув в руку крошки со стола, выбросила их в окно, а потом долго наблюдала за тремя лебедями, которые, выгнув шеи, важно плыли по тихой воде.
– Знаете, миссис Каллауэй, – сказал негромко Гай Деворан, – вы настоящее утешение для моей души.
Сара попыталась рассмеяться.
– Вот как? И почему же?
Гай прислонился плечом к дверному косяку и скрестил руки на груди; его темные глаза словно обжигали.
У Сары перехватило дыхание, и она подсознательно ощутила какую-то новую опасность.
– Потому что, хотя я постоянно напоминаю вам об опасности этого предприятия, я не обнаруживаю в вас никакого трепета, никакой женской истерики.
Сара стала деловито собирать посуду.
– Уверяю вас, внутри я чувствую весь трепет, который полагается чувствовать женщине, мистер Деворан.
– И напрасно. У Дедала нет никаких оснований подозревать вас. Я хотел отослать вас отсюда… ради себя.
Сара напряглась.
– Я не совсем понимаю… – Голова у нее закружилась, и она споткнулась о неровность пола, но Гай легко поймал ее и, держа на расстоянии вытянутой руки, не спешил отпускать.
В этот момент Сара почувствовала всеми фибрами своей души, как ей хочется, чтобы он ее поцеловал.
Он тоже этого хотел; когда она поняла это, ее словно обдало жаром.
Сара никогда не привлекала к себе внимания мужчин – это было свойство Рейчел, но чувственность всегда гнездись у нее внутри, точно темная липкая сердцевина орхидеи «Голова монаха».
Мгновение они стояли, словно сойдясь в смертельной схватке, потом руки Гая опустились, и он пошел к двери, где, помедлив, оглянулся.
– Теперь вы сами видите, миссис Каллауэй, что на свете много разных опасностей.
Глава 9
Почти весь следующий день шел непрекращающийся теплый летний дождь, напоивший сад долгожданной влагой. Над землей навис душный воздух, и никому не хотелось предпринимать прогулку в карете. Поскольку мужчины тоже оказались вынужденными пребывать в доме, а дамы объявили, что им наскучило рисовать цветы, миссис Каллауэй была предоставлена полная свобода, и пока гости играли в карты или прогуливались по длинной галерее, она побывала у мистера Пирса в его коттедже.
Когда Сара вернулась в дом, промокшая и растрепанная, она сняла плащ и откинула назад непокорные волосы со лба. Они раздражали Сару – кудряшки весело прыгали вокруг ее лица всякий раз, когда стояла сырая погода. Затем Сара повернулась, чтобы пройти к себе, и замерла.
Гай Деворан стоял у статуи Минервы; его темные глаза на миг остановились на ней, затем устремились куда-то вверх.
Губы Сары тут же загорелись, словно кто-то поднес к ним холодное пламя.
Выругав себя, Сара отвела взгляд, и Гай отступил, давая ей дорогу, но когда она проходила мимо, быстро шепнул ей на ухо:
– Сегодня ночью, через час после полуночи. Маленькая комнатка в северном конце коридора, который ведет в классную комнату.
Сара пристально посмотрела на него, и ее сердце забилось от осознания настоящей опасности. Тем временем Гай, не дожидаясь ответа, повернулся и пошел прочь.
Перемахнув через выступ стены, Гай стал пробираться с балкона вверх по фасаду, думая про себя, что резьба на камне – вещь не только красивая, но и полезная.
Шифер на крыше порос мхом и скользил, но, к счастью, дождь кончился несколько часов назад и яркая луна разорвала облака. Как он и предполагал, задвижка на окне была сломана, и Гай тихо проскользнул через подоконник в темную комнатушку.
– О Господи! – Сара Каллауэй всплеснула руками. – Неужели вы попали сюда по крыше?
Она сидела на чем-то, напоминающем матросский сундук былых времен; ее простое темное платье терялось в тени, волосы были зачесаны назад и чинно спрятаны под белым чепцом, кружево которого слегка поблескивало в лунном свете. Гай тут же вспомнил, как нимб из медных волос окружал ее лицо, когда она вошла в дом из сада, и про себя улыбнулся. Затем он закрыл окно и прошел чуть вперед, сохраняя
