– Я полагаю, – проговорил Гай, тяжело дыша, – на этот раз ты не взяла с собой твою губку?
– Нет, нет! Теперь это не имеет значения.
– Увы, любовь моя, имеет. – Поцеловав Сару в склоненную шею, Гай медленно вышел из нее, и тут Саре вдруг стало стыдно. Она опустила юбки и повернулась; ноги ее дрожали, тело ныло от наслаждения.
Ей страшно захотелось доставить ему такое же наслаждение губами и руками, какое он доставил ей. Гай хотел отвернуться, но она остановила его:
– Постой, теперь моя очередь. Ты покажешь мне, что нужно делать?
Он заглянул ей в глаза и, усмехнувшись, кивнул, потом опустился вместе с ней на траву. Распаленный желанием, он распростерся рядом с камнем, а Сара, встав на колени, принялась изучать то, что так недвусмысленно выражало его страсть к ней. Стоны Гая отдавались в ее ушах, он отдавался ей, позволял прикасаться к себе, и она, робея и сомневаясь, услаждала его, как он столько раз услаждал ее. Все ее мысли отступили перед этим неимоверным наслаждением.
Наконец Гай достиг высшей точки и отрывисто рассмеялся, а Сара рухнула на траву и растянулась рядом с ним. Солнце жгло ей глаза сквозь закрытые веки, и весь мир казался ей золотым; лишь тихий шорох рядом сообщал, что Гай собирает свою одежду и одевается.
Сара не шевелилась, она почти засыпала, как вдруг прохладное прикосновение дало ей знать, что он стоит над ней, заслоняя ее от солнца.
Загородив глаза рукой, Сара медленно произнесла.
– Это было…
– Ах, любовь моя! – Гай сунул руки в рукава фрака. – Не нужно ничего говорить, скажите только, что вы любите меня.
Слезы обожгли ей глаза.
– Да, да! Я люблю вас! Безумно!
Уже полностью одетый, Гай сел рядом с ней на траву, прислонившись спиной к камню, и обнял ее.
Сара положила голову ему на плечо и устремила взгляд в небо.
– Скажите, вы уверены, что нам удастся вернуть ребенка?
Гай отвел прядь волос с ее лица.
– Значит, вы даже сейчас опасаетесь за наше будущее?
– Видите ли, доказать, что Бэрри действительно ее ребенок, невозможно.
По спине Сары пробежал холодок, как будто облако нашло на солнце.
– Но мы хотя бы сможем отобрать его у графа?
Гай привлек ее в свои объятия и прижался губами к ее волосам.
– Конечно. Однако я не знаю, насколько высокую цену потребуется заплатить.
– И все равно мы заплатим, сколько бы ни потребовалось.
– Вы говорите это серьезно?
Сара кивнула.
– Чего бы нам это ни стоило?
– Да. А почему вы спрашиваете?
– Леди Мурфилд утверждает, что рожала она в присутствии только своих служанок и никакая местная повитуха при этом не присутствовала. Врач из Лондона прибыл слишком поздно – очевидно, так было задумано. Он нашел молодую мать несколько усталой после пережитого, а младенец уже сосал грудь кормилицы.
– Доктор никого не осматривал?
– По словам слуг, и мать, и дитя были совершенно здоровы, так что врач выпил с графом в честь появления наследника и вернулся домой.
– Все это могло быть подстроено заранее, – решительно сказала Сара. – Но неужели никто из слуг ничего не заподозрил?
– Прислуга верит, что миледи действительно носила ребенка, значит, все свидетели поклянутся в достоверности происходившего.
В это время поблизости звякнула уздечка, и лошадь, вскинув голову, уставилась куда-то вдаль.
У Сары тревожно сжалось сердце, а Гай, вскочив на ноги, подошел к отверстию между камнями.
Далеко внизу слегка поблескивала крыша дома священника, неподалеку над лесом кружили грачи. Лошадь тряхнула ушами и снова принялась жевать траву. Казалось, тревога была напрасной, и все равно дурные предчувствия не оставляли Сару.
– Значит, все, что у нас есть, – это рассказ миссис Сискин? – грустно спросила она.
Гай снял с куста поводья и выглянул наружу, в сверкающий летний день.
– Пока не знаю. Одно мне известно точно: я люблю вас. Чем бы все это ни кончилось, никогда не забывайте об этом. Я люблю вас, только вас, и так будет всегда.
Мурфилд-Холл блаженно купался в лучах солнца – красивый дом, которому полагалось бы звенеть от
