– А! Они занимались любовью?
– Совершенно верно, но тогда я этого не понял.
– Из-за того, что увидели в ее лице нечто другое?
Райдер, казалось, забыл про еду.
– То, что я увидел, было чувства вины, стыд и еще – какой-то слепой ужас вперемешку с неописуемым экстазом. Я застыл на месте, пораженный безумным отчаянием, а она уткнулась лицом в плечо Джека и заплакала.
Миракл смотрела на кусок мяса. Она была голодна, однако кусок не лез в горло.
– Это потому, что она была девственницей?
– Она, конечно же, была невинна, когда они познакомились – за несколько дней до этого, – и конечно же, чувствовала себя ужасно. Мы встретились с Джеком глазами. Никогда не забуду выражения его лица. Он видел, что я поражен, но вид у него был беспечный, даже насмешливый.
– Я вас хорошо понимаю. – Миракл отщипнула кусочек хлеба и заставила себя его проглотить. – Ведь он ваш брат, и вы его любите. Вам показалось, что он предал вашу любовь, а также свою честь и честь Анны.
– Предал
– Да, разумеется!
– Возможно, но тогда это было не важно. Важнее было то, как отреагировала на случившееся моя мать.
Миракл отложила в сторону остатки еды и обхватила себя руками.
– У меня на свете никого нет, кроме брата, Дилларда. В жизни нет ничего важнее родственных связей. С чего вы взяли, что ваша любовь к брату не имела значения?
– Потому что настоящая трагедия разразилась после того, как Гай потащил меня прочь, и мы побежали к герцогине. Она тотчас догадалась, что произошло.
– Каким образом?
– По выражению моего лица. Она давно с ужасом ждала того, что случилось. Мы с матерью не обменялись ни словом. Я просто ушел, оставив ее одну среди ее роз.
– Потому что поняли, что именно этого хочет герцогиня?
– Ей нужно было остаться одной. Она обожала Джека.
– Вас это не задевало?
– Что? То, что она любила брата больше? Нет. Сумасшедшая любовь матери к Джеку казалась мне тяжким бременем, от которого я был, к счастью, избавлен.
– Вы всегда были так одиноки?
Вопрос, казалось, озадачил Райдера.
– Не обо мне же речь!
Миракл опустила глаза. Одинокий старший сын в большой семье? Еще более одинокий, чем была она?
– Конечно, нет. Хотя и у вас есть свое бремя.
– Мое бремя – неотъемлемая часть моего положения.
– Однако для лорда Джонатана бремя материнской любви оказалось непосильным?
Райдер ощутил облегчение оттого, что разговор снова вернулся к брату.
– Да, думаю, это так. Джек сбежал от нее, бросившись в странствия и в объятия многочисленных женщин. Он изыскивал куртизанок на Востоке, в самых отдаленных его уголках. Там он познал все, на что только способна плотская любовь. Наивная Анна была совершенно лишена всего этого эзотерического знания и – как я тогда ошибочно полагал – просто пала жертвой его бессердечного соблазнения. Казалось, Джека нисколько не мучили угрызения совести. И это мой брат!
Вспышка молнии осветила окружающее пространство, на стены нефа упали фантастические тени. На каменном полу ослепительно блеснула медь: рыцари в доспехах, дамы в платьях, напоминающих саваны. Райдер вскочил, отошел в сторону и, остановившись, поднял глаза на мемориальную дощечку на стене в память о каком-то баронете шестнадцатого века.
Миракл сидела, уставившись на свои мокрые сапожки.
Ее сердце бешено стучало.
– Итак, он разбил ваше сердце?
– Мне хотелось его убить.
Воцарилась тишина. Холод, казалось, пронизывал Миракл до мозга костей. Для мужчин, подобных лорду Райдерборну, существовали только два типа женщин: чистые, вроде Анны – неприкосновенные непорочные девы, честь которых любой джентльмен обязан защищать до последнего вздоха, – и падшие, чье предназначение удовлетворять низменные потребности тех же джентльменов. К их числу относилась и она.
– Я не священник, а вы не на исповеди, – проговорила Миракл. – Зачем вы все это рассказываете?
Райдер обернулся:
