Лорелей. – Это ждало тебя внизу, у дежурного. Мне пришлось распечатать, – пояснил он извиняющимся тоном.
– Я понимаю. – Думая о том, когда же это все закончится и она снова станет свободной, Лорелей открыла конверт. – Сценарий, – объяснила она Майклу, который внимательно наблюдал за ней. – От Брайана. – Она прочла записку, прикрепленную к титульному листу. – Он пишет, что поскольку я сегодня ничем не занята, то, может быть, захочу это прочитать, чтобы убить время.
– Интересно, с чего он решил, что тебе нечем заняться сегодня, – протянул Майкл.
Лорелей почувствовала, как у нее запылали щеки.
– Он имел в виду то, что съемки отменены, – пробормотала она.
Майкл хмыкнул, а Шейн сделал вид, что его очень интересуют остатки жареной картошки, которые он и прикончил.
– Ладно, – Шейн отодвинулся от стола. – Поскольку ты контролируешь ситуацию, Майкл, я покопаю поглубже. Я остановился на компьютерной программе Банка Америки. Когда я ее просмотрю, думаю, получу более отчетливое представление о движении денежной наличности каждого.
– Ты получил доступ к банковским денежным счетам членов съемочной группы? – спросила Лорелей, потрясенная тем, что Майкл попустительствовал этому. – Разве это не противозаконно?
– Это на грани, – возразил Шейн. – Но мы продолжаем работать вслепую. А время на исходе. Вернее, его у нас нет.
– И все же… – Она посмотрела на Майкла, который стоял у стола, скрестив на груди руки. – Я удивлена тем, что вы могли опуститься до такой некрасивой вещи.
Выражение лица Майкла стало каменным.
– Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось, Лорелей.
Мысль о том, что этот человек, чьи принципы были всегда непоколебимы, как скалы Гибралтара, пойдет против своих убеждений во имя ее спасения, потрясла Лорелей.
– Теперь я понимаю, почему ты ушел из полиции.
– Ты намекаешь на то, что я был нечестным полицейским?
Она настолько его знала и любила, что не испугалась его стального взгляда.
– Конечно, нет. Но ты чувствителен, Майкл. Иногда даже слишком.
Лорелей поднялась на цыпочки и поцеловала его. Услышав чмоканье, Шейн кашлянул.
– Мне пора, – объявил он. – Я буду в агентстве, если что.
Он вышел. Ни один из тех двоих, занятых долгим поцелуем, не заметил, как Шейн довольно и со знанием дела хмыкнул.
Дом Майкла находился недалеко от Французского квартала. Изначально район был заселен креолами французского и испанского происхождения. Позже в рабочем предместье стали селиться иммигранты из Италии, Ирландии и Германии. Лорелей вспомнила, что, когда была еще школьницей, узкую полоску земли между Эспланадой и Елисейскими полями населяло так много выходцев из Германии, что это местечко даже называли «маленькой Саксонией».
– Отсюда тебе, наверное, удобно добираться до твоего агентства, – сказала Лорелей, когда они проезжали мимо еще сохранившихся кирпичных домов, в которых теперь нашли пристанище джазовые клубы и рестораны.
– Да. Но я выбрал это место не только поэтому.
– А почему?
– Французский квартал очень изменился за время твоего отсутствия, – пояснил он. – В погоне за долларами, которые оставляют там туристы, его превратили в какой-то дьявольский парк с аттракционами. Если доедешь до конца Квартала, то увидишь, что даже по респектабельному Садовому округу, где живут твои родители, разъезжают туристические автобусы, затрудняющие движение по улицам и отравляющие воздух. Насколько я понимаю, мой район – один из последних оставшихся очагов здоровья в хронически больном городе.
Отмечая кругом сверкающие ряды магазинов и сувенирные лавки, Лорелей решила, что Майкл прав.
– К тому же мне нравится гулять здесь, – сказал Майкл, сворачивая с Френчмэн-авеню на мощенную кирпичной крошкой улицу. – Люди здесь все еще ходят, а не ездят на машинах.
Наконец они остановились, и Лорелей подняла глаза на дом.
– Это твой?
– Основная часть дома принадлежит банку. Но банкиры ничего не имеют против того, чтобы я здесь жил. – Майкл выключил двигатель и убрал ключи в карман.
– Какая прелесть!
Причудливый пятиэтажный дом, яркий, как пасхальное яйцо, был построен из оштукатуренного кирпича и окрашен в традиционные креольские цвета: желтовато-серый, карминный и синий.
– Я все еще занимаюсь переустройством, – извинился Майкл, отпирая узкие деревянные входные двери исторического здания. – Я думаю, что при объеме требуемых работ и моем бюджете мне наверняка понадобится вся жизнь на осуществление задуманного.
– Сделано с любовью, – прошептала Лорелей, увидев внутреннюю отделку гостиной. Стены комнаты были выложены из красного кирпича кустарного производства. Потолок был оформлен великолепными, обработанными вручную балками из кипарисового дерева. Лорелей пришло в голову, что ее матери, которая никогда не была в восторге от Майкла О'Мэлли, безусловно, понравился бы его дом.