— И я тоже. — Большим пальцем он оттянул эластичный пояс плавок. — Надо же, какие интересные бывают совпадения.
— Только посмейте!
Он не стал продолжать. Посмотрел на нее долгим взглядом и заметил:
— Эта бухта принадлежит мне. Не забыли?
— Вы могли бы отойти — всего на несколько минут!
— Вот как? — Он убрал палец, но голос его звучал насмешливо. — Зачем?
— Вы шпионите за мной в темноте и еще имеете наглость задавать мне такой вопрос?
— Послушайте, мисс Стоун. Первое правило для пловцов в океане — не заплывать далеко в одиночку. Вы уже не в защищенной бухте. И, простите меня за такое замечание, вы посредственная пловчиха. Мой долг — позаботиться о том, чтобы с вами ничего не случилось.
Неужели он и впрямь беспокоится за нее? Это кажется настолько нереальным, что просто смешно — почти смешно.
— Ну, если это действительно так, то можете не стесняться, заканчивайте игру в спасателя и уходите.
— Не раньше, чем увижу, что вы благополучно выбрались на берег.
Она испустила громкий стон.
— Тогда мы оба останемся здесь навсегда, потому что я не собираюсь дефилировать перед вами в голом виде, даже если вы уже что-то успели увидеть.
— Может, мне отвернуться?
— Может, вам пойти ко всем чертям?
— Вы не в духе, дорогая, — сказал он. — По-моему, с этой стороны я вас еще не знал.
— И вам, вероятно, кажется, что я расстроена из-за нынешнего экономического спада. Вы готовы винить кого угодно, кроме себя!
Он молчал, стоя в потоке лунного света, стройный, с четко обозначенным рельефом мышц. Она смотрела, не отрывая глаз, не в силах ничего с собой поделать. Как этот человек совершенен в физическом смысле и как недосягаем в эмоциональном!
— Я пришел сюда пять минут назад, — сказал он наконец, и она почему-то сразу ему поверила. Пожав плечами, он добавил: — Я подожду вас на спуске, но вам придется непрерывно разговаривать, чтобы я знал, что у вас все нормально.
Она озадаченно нахмурилась.
— Разговаривать?
— Или петь.
— Идите. Я буду разговаривать.
— О чем же?
— О том, как вас ненавижу.
— Что ж, это может быть интересным. — Повернувшись к ней своей великолепной спиной, он зашагал прочь. — Начинайте. Я слушаю.
Она смотрела, как он поднимается по склону. Даже походка у него потрясающая.
— Во-первых, вы думаете, что всегда правы, — крикнула она. — Но это не так!
Он продолжал идти, достиг гребня холма и стал спускаться по противоположному склону.
— И вы слишком увлечены деланием денег. Жизнь — это не только деньги, не только собственность и… и живые игрушки.
Спускаясь, он скрылся по пояс, потом по плечи.
— И еще мне не нравится, как вы… как вы целуетесь! — Тут уж она врала напропалую. От столь наглой лжи на языке остался привкус золы.
Теперь он уже совсем скрылся из глаз, и она решила поскорее выбраться из воды и одеться.
— Вы как раз тот тип мужчины, от которого каждую девушку предостерегает ее мать! — прокричала она. — Сладкоречивый Жестокосердый Охотник за сердцами, вы ломаете женщин, бросая обломки себе под ноги. И даже не замечаете этого!
Она выскочила на берег и стала торопливо облачаться в тенниску и шорты.
— Вы сами признались, что считаете женщин игрушками. Ну так позвольте мне сказать вам, мистер Гэллант, что вы теряете в жизни очень многое. Известно ли вам, что женатые мужчины живут дольше и что самый короткий век — у холостяков?
Она затолкала лифчик в теннисную туфлю вместе с носками, решив, что надевать его вовсе не обязательно. Чем быстрее она уйдет, тем лучше. В темноте он все равно не заметит, что она без лифчика. Поднимаясь вверх по склону, она громко добавила:
— Вы наверняка считаете, что лучше прожить короткую и бурную жизнь, чем долгую и спокойную, так что спорить с вами об этом бесполезно. Честно говоря, меня абсолютно не волнует, женитесь вы когда- нибудь или нет, потому что я, например, ни за что не вышла бы за вас замуж!
Оказавшись на гребне, она увидела его. Он сидел на песке, прислонившись спиной к искривленному стволу пальмы. Ноги он вытянул перед собой, скрестив в лодыжках, и задумчиво смотрел на океан. Когда она закончила говорить, он без улыбки повернулся в ее сторону.
— И это все, что вам во мне не нравится? — негромко спросил он.
Она вызывающе вздернула подбородок. Неужели его наконец пробрало? Отлично!
— Пока и этого вполне достаточно, — сказала она, нерешительно подходя ближе. — Теперь можете раздеваться догола, если хотите. Я сама найду дорогу обратно.
Он встал.
— Мне что-то расхотелось плавать, — сказал он, когда она поравнялась с ним. Схватил ее и притянул к себе. Он с такой страстью впился в ее губы, что у нее перехватило дыхание и не осталось сил сопротивляться, даже если бы такое желание у нее возникло. Она услышала стук — это теннисные туфли упали на песок, — но ее сознание не задерживалось на таких мелких деталях.
Он буквально раздавил ее о себя, подчинил возбуждающей жадностью своего поцелуя. В груди сладко заныло, а руки поднялись и обвили его могучий торс, хотя она никак не ожидала от них такого предательства. Покрытая мягкими волосами грудь была словно небесная твердь, и когда она услышала его тихий стон, то поняла, что он почувствовал ее обнаженные груди под тонкой тканью тенниски.
У нее кружилась голова от страсти, ощущаемой в прикосновениях Лайона, когда его руки мяли, гладили, ласкали ее. Их объятие было слишком тесным, чтобы она могла не заметить, как все сильнее стучит его сердце и как жарко пульсирует его восставшая плоть.
Она знала, что он злится на нее, однако его губы, прильнувшие к ее губам, были мягки и теплы, словно бархат. Его руки, двигаясь по ее спине, прокладывали чувственные дорожки обладания, и от такой сладкой кары, постигшей ее за лживое утверждение, что его поцелуи ей неприятны, у Эмили останавливалось дыхание. Он задался целью доказать, что она лгунья, а она оказалась бессильна перед ним. Она могла лишь повиснуть на нем, отвечая на его поцелуи со всей своей безоглядной любовью.
Неожиданно он отпустил ее и отступил назад. Эмили покачнулась, но устояла на ногах и не упала на колени. Ощущая холод и одиночество, она пыталась восстановить дыхание. Она не могла разговаривать, не могла сформулировать ни одной мысли. Ее мозг превратился в смазанное пятно, а пустые руки до боли просили объятий.
— У вас очень странный способ проявления ненависти, моя дорогая, — прошептал он охрипшим голосом; на его лице застыло суровое выражение. Там, где она ожидала увидеть торжество, она видела только гнев.
Он собирался сказать что-то еще, но резко оборвал себя: Порывисто провел рукой по волосам, бормоча сквозь зубы какое-то проклятие.
— Думаю, мне все-таки надо поплавать.
Не успела она пошевелиться, как он уже исчез.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
