— Мы их в городе так звали. Как их белые зовут, не знаю. Но они, где только могут, давят нас. И тех белых, кто… ну, не добр, кто просто по-человечески к нам, они тоже давят. Белым торговцам продавать нам запретили. Я в кроссовках тогда был, помнишь? Тайком покупал. Больше сотни отдал.
— Ого! Нагрели же тебя.
— Хрен с ним. Не я таился. Торговец. Джинсы эти я у белой на барахолке купил, так её больше там не было. Не за джинсы, за то, что со мной вежливо говорила. Так чего ж я тебя…
— Стоп! — Фредди зарядил кольт и спрятал его в кобуру. — Всё я понял. За заботу спасибо, честно, без смеха. Но у ковбойского костра расой не считаются.
— В Аризоне?
— Ковбой он везде ковбой. А так… что ж, я старший ковбой, вы под началом у меня. У моего костра я командую. Всё понял? Вон, Эндрю ж не боится.
— Он уже потерял, ему бояться нечего.
— А я её не терял, — улыбнулся Андрей. — В одну камеру меня с чёрными не сажали, доедать за цветными не заставляли.
— А по приговору?
— И в приговоре про расу ничего не было. Если где дело моё найдут, по бумагам я белый.
Изумление Эркина было настолько явным, что Фредди невольно рассмеялся.
— Какого ж ты чёрта к нам на прописку пришёл? Ты ж и так мог… И из-за номера бы не психовал. Белым же медосмотра не делают.
— Я сам с себя расу снял, — улыбнулся Андрей. — Не желаю быть белым. Понял?
— Ты что, псих или дурак? Сам себя в цветные запихнуть, это ж… Фредди, ты хоть понимаешь?
— Ни хрена не понимаю, — ответил Фредди, с интересом глядя на Андрея. — Ты бы объяснил, Эндрю.
— А чего объяснять, — Андрей оглядывал их лихорадочно заблестевшими глазами. — Всё просто. Нас когда взяли всех, мордовали долго. Били не особо. Только у матери на глазах, чтоб она говорила. Сестрёнкам трамвай устроили тоже для этого.
— Ты… ты что несёшь, ты хоть знаешь, что это такое… трамвай?!
— Спокуха, Фредди, что слышал, то и несу. И про трамвай знаю. И слышал, и видел. Кто сидел, то всё про трамвай знает.
— Про трамвай и я знаю, — кивнул Эркин. — Да и все рабы знают. Рабыням его за любовь устраивали. За траханье без приказа ещё выскочить можно, а за любовь… трамвай.
— Да им, сёстрам твоим, сколько было? Не могли же они детей…
— Могли, Фредди, чего ж нет…охранюги всё могут. Одну потащили уже, я слышал, как она закричала. Мать на глазах поседела. А я… я только в карцере очухался. Кинулся я потому что на них. Ну, ладно. Лежу я, значит, мордой в крови и слышу, как они надо мной говорят. А уже хорошо всё понимал. Что суку мол с сучонками кончили, а щенка, меня, значит, оставили, что лопухнулось начальство, дескать, а второй ему, что я белый по всем, — Андрей с трудом выговорил, — антропометрическим данным, и от меня, дескать, ещё можно будет детей белых получить. Если меня воспитать как следует. Я и решил тогда. Не буду белым. Сдохну, не буду. И когда… когда понял, что выжил, я и пошёл к цветным. Гнали меня. Только вот в Джексонвилле Эркин на ножи за меня встал, и меня прописали. Я сам выбрал, Фредди. А что меня кто белым считает, на морду мою глядя, так мне это… до хрена всё. И на равнину спустимся когда, и в город какой придём… Со мной всё просто, Фредди.
Фредди молча сидел, обхватив голову руками, словно прикрываясь от удара.
— И про бумагу ты говорил, что документы купить можно. Спасибо, Фредди, тоже честно говорю, но… но не надо. Не хочу. Справку об освобождении я бы купил, но у меня номер не такой. И белый раб… это уж слишком нарываться.
— Так и будешь от каждого патруля шарахаться? — сердито спросил Эркин.
— Так и буду, — пожал плечами Андрей. — Сам решил, сам и отвечаю.
— Ну, и хрен с тобой, — ткнул его кулаком в плечо Эркин.
Андрей быстро развернулся и обхватил Эркина за шею. Борясь, они откатились от костра в темноту и долго барахтались там, хохоча и ругаясь.
Когда они вернулись к костру, Фредди уже успокоился. По крайней мере, внешне.
— Нарезвились, жеребчики?
— Ага, — Эркин шлепком по плечу усадил взлохмаченного Андрея и сел рядом.
— Как вы ещё стадо не столкнули.
— Им не до нас, жуют себе.
Эркин налил всем кофе, взвесил на руке мешочек с сахаром.
— Так, всего ничего. И крупу подъедаем. Как на равнине с провизией, Фредди? От имения далеко везти.
— Там торгуют многие. У меня деньги есть.
— Твои?
— Кормовые. Поехидничай мне!
— По равнине долго идти?
— Хватит. Поля эти, мостов нет, — Фредди сплюнул окурок в костёр и выругался. — Самые травяные места перекрыли, сволочи, — и грозно посмотрел на Андрея.
— Как что, так на меня, — сделал обиженную гримасу Андрей, незаметно подтягивая к себе мешочек с сахаром.
Эркин сделал вид, что ничего не замечает, и, когда Андрей уже насыпал сахар к себе в кружку, вытащил откуда-то конфеты.
— Вот так, — заржал Фредди. — Не спешил бы, так и выбор был бы.
— У вас его тоже нет, — ухмыльнулся Андрей.
— Мг, — Эркин засунул конфету за щеку. — Только ты не заметил, что я себе и Фредди уже насыпал. Пока ты о минах думал.
— Да иди ты с минами…
— Обойдусь и без них, — засмеялся Эркин. — Ну что, языки подвязываем?
— Там видно будет, — Фредди отхлебнул из кружки. — Кто подсядет, да о чём речь пойдёт. Если не называть, то многое сойти может.
— Посмотрим, — согласился Эркин.
Джонатан остановил Лорда на вершине холма. Уже стемнело. Равнина простиралась перед ним огромным тёмным пространством. И костры. Костры лагеря Большого Перегона. Он помнил, как они когда-то покрывали всю Равнину. А сейчас узкая цепочка вдоль дороги. Мало стад. И вместо пастбищ минные поля. И страшные заторы у немногих сохранившихся мостов. И русские. Сапёры, комендатура, комиссия по трудоустройству цветных и те хваткие зоркие офицеры… Джонатан послал Лорда вперёд. Нужно найти Фредди. Новостей много, надо обсудить и… всё потом. Сейчас главное это.
Ночная дорога в пятнах лунного света и отсветах костров. Далёкие голоса, и песни, и свисты от костров. Где искать Фредди? Но они находили друг друга и при меньшем количестве информации. А вот и знакомый силуэт.
— Привет, Джерри!
— Привет, Бредли. Ищешь своих?
— Да. Ты, как всегда, всё знаешь.
— На том краю. Мне сейчас как раз туда и рядом.
— Спасибо.
Их кони бок о бок шли ровной рысью.
— Как дела, Джерри?
— И спокойнее, и суматошнее. Нет беглых рабов, зато есть русские.
— Ты считаешь это равноценной заменой?
— Я прижимал беглых, а русские сами прижмут кого угодно. В целом… Меньше застреленных, зато больше зарезанных.
