это точно.
Гаор осторожно вытащил сигарету, зажигалку и, выждав, когда охранник будет на дальнем конце, чтоб не услышал щелчка зажигалки, закурил. Вдохнул и выдохнул горький обжигающий нёбо дым. Охранник повернулся и идёт к нему. Огонька он увидеть не может, ну так что придумает?
Охранник ничего придумывать не стал, а, остановившись в пяти шагах, гаркнул.
— Встать!
Привычная команда пружиной развернула тело Гаора в стойку.
— Сюда марш! Стой! Та-ак, вот это кто! Ты чего шляешься, образина?!
Гаор открыл рот для приготовленной фразы, что покурить вышел, но его ответа ждать не стали, а сразу залепили ему по морде так, что он, сигарета и шапка полетели в разные стороны. 'На гауптвахте что ли служил сволочуга? — успел подуматьГаор. — там бить умеют'. Хреново, но если этим обойдётся…
Не обошлось. Охраннику было скучно.
— Встать! Смирно! Напра-во! Кру-гом! Бего-ом марш! Ложись!
'Котильон'? Хрен с ним, не впервой, переживём.
— На спину! Руки за голову, ноги раздвинь! Шире!
Это уже хуже. Точно, на 'губе' охранником был, там такие штуки любят.
Охранник подошёл и наступил ботинком ему на горло, не придавливая, а придерживая, наклонился и расстегнул на нём куртку, обшарил карманы и достал пачку сигарет и зажигалку.
— Курить — здоровью вредить, понял, волосатик?
Тон был совсем свойский, и Гаор решил рискнуть.
— Зажигалку оставь.
— Ишь ты? — удивился охранник. — Да ты никак забыл, кто таков теперь есть. Мало тебя пороли. Ну… — охранник, по-прежнему придерживая его шею ботинком, подбросил и поймал зажигалку, — ну да, ладно, Новый год сегодня. Раз ты так 'горячих' не хочешь… Ладно, — охранник снова наклонился и вложил ему зажигалку обратно в нагрудный карман рубашки, а сигареты убрал к себе. — Давай-ка вспомним время золотое, юность армейскую, как новобранцами были. Только с поправочками, — убрал ногу и отошёл. — Встать!
Как были новобранцами, значит, гонять по-строевому, а поправочки какие? Это ему разъяснили следующей командой.
— Раздевайся!
Так, снова по 'губешному', там тоже босиком и в одних подштанниках гоняли.
— Всё снимай, волосатик, сейчас тебе жарко станет.
Бегом, кругом, строевым, церемониальным, отжимания на кулаках, ползком, встать, лечь, приседания, снова бегом, лечь, встать…
— Эх, — вполне искренне пожалел охранник, — под полную выкладку тебя нельзя, не положено вам оружие, а то бы… Не согрелся ещё? Бего-ом!
Главное, тут не думать, тогда не ошибёшься. 'А оружие… это бы конечно, хорошо, и я бы с тобой штыковым боем занялся с полным моим удовольствием, но…', — думал на бегу Гаор. Холодный воздух обжигает разгорячённое тело, но это лучше стойки на выдержку, становится тяжело дышать, а охранник только во вкус вошёл… Вот сволочь неугомонная. На гауптвахте так гоняли по несколько периодов, но оставляли хотя бы подштанники, а не совсем нагишом, и дело было не в декабре и на снегу, и гоняли покамерно, а там всегда на кого-то сволочь отвлечётся, и хоть дыхание переведёшь, а тут…
— По-пластунски! Марш!
Вот это хреново, голым телом по заснеженному бетону тяжело, а сволочь заходит, чтоб как положено по ногам и между ног врезать, подбодрить и скорости добавить. Вот сволочь, как бьёт умело. Как ни крепился, а здесь закричал.
— Ага, — удовлетворённо кивнул охранник, — подал голос всё-таки, ну давай бегом теперь. Марш!
Гаор старался держаться, но чувствовал, что надолго его не хватит, и если сейчас удар придётся по голове, то вырубится. Опять отжимания, и ударом приклада между лопаток его заставляют плотнее прижиматься к бетону, а ударом уже ногой снизу по животу выпрямиться на полную высоту. Мокрые от пота волосы смерзаются сосульками, вот сволочь, и плюнуть на всё и пойти выпить, что ли сволочи не хочется, раздухарился 'губешник'…
— Эй, — прозвучало вдруг от двери, — тебе заняться, что ли, больше нечем?
Та-ак, вторая сволочь выползла, сменятся или пить пойдут?
— Ладно, — с явным сожалением в голосе сказал охранник, — погонял бы ещё, да выпить охота. Стой, смирно! — и напарнику: — А есть что? Или вы всё выжрали?
Второй охранник рассмеялся.
— Найдём. Гони вниз эту падаль, праздник ведь, а ты всё на работе.
— Эт-то ты правильно, — согласился охранник. — Так, волосатик. Подобрал своё шмотьё. Живо! Бего-ом марш!
Одеться Гаору так и не дали. Бегом прогнали по двору, пинком вбросили в холл, вниз по лестнице, и последним самым сильным ударом втолкнули в коридор так, что он не удержался на ногах и упал. Сзади лязгнула запором дверь.
Гаор встал на четвереньки и потряс головой, приходя в себя. В коридоре было восхитительно тепло. Свет горел по-ночному, в спальнях темно, и решётки не задвинуты. Совсем хорошо. Надо же, кажется, и впрямь обошлось. Теперь одежду на место и быстро в душ, прогреться. А то воспаление лёгких подхватить сейчас ничего не стоит.
Он встал, сгрёб одежду и ботинки в охапку и вошёл в ещё более тёплую, наполненную живыми запахами и звуками спальню. Кто спит один, кто не один, кто не спит совсем… его какое дело? Он быстро разложил и развесил одежду, взял мыло, мочалку и полотенце и побежал в душевую. Там было пусто, но в воздухе ещё держался остаток тёплого пара, значит, опять баньку делали. Гаор прошёл в угол, быстро вывернул настенные краны с кипятком на полную мощность — достоинства горячего водяного пара он уже давно оценил, как и прелесть мытья в шайке и взаимного натирания спин, вполне заменявшего массаж, — и сделал себе горячий душ. Ох, и хорошо-о!!
Чья-то рука за волосы выдернула его из душа. Гаор как раз мыл голову, лицо у него было залито мыльной пеной, и он вслепую попытался отбиться, но тут же схлопотал оплеуху, по которой узнал напавшего.
— Старший? Ты чего?
— Битому неймётся, — констатирующим тоном сказал рядом Ворон. — Задница давно целая? Или по 'ящику' затосковал?
Гаор кое-как мокрыми ладонями протёр лицо и открыл глаза. Так и есть. Старший и Ворон, в одних подштанниках оба.
— Да вы что, мужики?
— Ты где был? — спросил Старший.
Но прежде чем Гаор открыл рот, Ворон ядовито сказал такое, что Гаор кинулся на него.
— Не видишь? Охрану развлекал.
Ударить Ворона ему не дал Старший, неожиданно ловко сбив его с ног на мокрый и ставший вдруг очень скользким пол. Он попытался вскочить, и был сбит вторично. Третьей попытки он предпринимать не стал.
— Очунелся? — сурово спросил Старший. — Куда тебя носило?
— Что ты голым вернулся, — продолжил Ворон, — а охрана ржёт там в своё удовольствие. Чем это ты их так порадовал?
Гаор понял, что или он рассказывает всю правду или остаётся в подозрении в совершении поступков, за которые и в училище, и в армии, а про 'губу' и говорить нечего, кровью умыться — самое малое.
— Я к ёлке ходил, — стал он объяснять, предусмотрительно сидя на полу, чтобы не схлопотать от Старшего ещё раз, — ну а на обратном пути меня охранник заловил и гонял голым по-строевому. Вот и всё.
Старший недоумённо посмотрел на Ворона.
