— Салазки им загни, — посоветовал, выходя от Матуни, Мастак, — им только того от тебя и надоть.
Слова эти Гаор слышал уже не раз, но как-то всё было недосуг узнать смысл.
— Чего? — спросил он.
— Щас покажу! — и Мастак изобразил, что хватает Дубравку.
Та с визгом вывернулась и исчезла в женской спальне, а хохочущий Мастак сквозь смех объяснил Гаору, о чём тут речь и в чём соль. Гаор тоже рассмеялся.
— Обойдутся малолетки.
— Как знашь, Рыжий, день большой, работу на мальцов скинь, — подмигнул Мастак, — так со всеми и управишься.
Слышавшие их разговор дружно заржали.
Смех смехом, но раз ему аж троих в подручные дали, то отмыть всё надо действительно, как к генеральскому смотру, ну, положим, кухню, вещевую и другие кладовки им мыть не надо, там Маманя, Маанька и Матуня сами управятся, но и так работы хватит. Девок точно проверить придётся. Ишь устроились, думают, игрушки им тут, салазки с поцелуйчиками…
…Дневальство выдалось, как он и ждал, хлопотным и суматошным. Хорошо, хоть вёдер и тряпок было в достатке. Махотка трепыхаться и не думал, Векше и Губоне оказалось достаточно двух подзатыльников каждому, а вот когда Гаор пошёл проверять работу девчонок… Визгу было много. Маманя даже из кухни прибежала. И как раз в тот момент, когда Гаор, ухватив Вячку за растрепавшийся пучок, тыкал её носом в заметённую под тумбочку пыль. Дубравка и Аюшка пытались отбить подругу, но…
— А вот я и добавлю! — сразу стала на сторону Гаора Маманя, — да виданное ли дело, чтоб мужику за девками пол перемывать?!
— Даа, — хныкала Вячка, — Кису ты небось…
— Кису не трожь! — Гаор несильно, но достаточно больно крутанул Вячке ухо, — она б напортачила, ей бы я так же навтыкал. Перемывай давай! Душевую кто мыл? Ты? — посмотрел он на Дубравку.
— Ща, — затараторила Дубравка, — ща, Рыженький, ща сделаю!
— Делай, — Гаор посмотрел на ржущих в дверях парней, и те вылетели обратно в недомытый коридор.
К обеду основную работу сделали, и Гаор отпустил всю свою команду одеваться. Чтобы зря не мочить одежду, сам он, а за ним и парни трудились в одних трусах, а девчонки в длинных, им до колен, мужских майках. В столовую в таком виде нельзя было безусловно. За обедом девчонки, может, и попытались бы пожаловаться на Рыжего, но их сразу осадили, что Рыжий прав, ведь если упущение какое найдут, то все 'горячих' огребут. А коли ты слов не понимашь, то старший по бригаде в своём праве тебе руками всё разобъяснить. Но больше ржали.
— Рыжий, а этому где выучился?
— Полы мыть? — уточнил Гаор, выскребая остатки каши из миски.
— Нет, ухи крутить.
— В училище, — усмехнулся Гаор и специально громко для девчонок добавил, — это я ещё их по- капральски не стал.
— По-каковски?
— Капрал это сержант-воспитатель, чуть что, упал-отжался и так до сотни, не считая всего остального, — не очень внятно объяснил Гаор, переворачивая кружку из-под киселя вверх дном
Но его поняли, и встали из-за стола, балагуря по поводу того, чего всё остальное Рыжий могёт девчонкам устроить.
В разгар послеобеденной работы явился Гархем. Все замерли, кто где стоял и что делал. Гархем, в упор никого не замечая, чему Гаор абсолютно не поверил, прошёлся по спальням, мимоходом провёл рукой по исподу некоторых коек, распахнул часть тумбочек, зашёл в женскую душевую и мужскую уборную и убрался, ничего не сказав и, главное, никого не ударив.
Гаор перевёл дыхание и посмотрел на оцепеневших парней и девчонок.
— Всё поняли или ещё объяснять?
— Ага-ага, — закивали девчонки.
— Рыжий, а ежели б нашёл?
— А ты мой так, чтоб не нашёл! — тихо рявкнул Гаор, прислушиваясь к шуму в надзирательской. — Давайте, чтоб к ужину управиться, а то ночь прихватить придётся.
Перед ужином пришла Мать и проверила их работу с таким тщанием, какого Гаор и в училище не часто встречал.
— Ну, ладноть, Рыжий, и впрямь могёшь, — кивнула Мать, — как это ты стрекотух так наладил?
Гаор вместо ответа подчёркнуто задумчиво оглядел свой кулак. Парни заржали, девчонки фыркнули, а Мать рассмеялась и взъерошила ему волосы на затылке.
За ужином Старший озабоченно сказал.
— Мужики, в спальне и там аккуратнее, парни выложились, а перемывать некогда будет.
Все понимающе закивали. Конечно, зазря что ли парни уродовались, да и если что, завтрашним дневальным отвесят, а ну как заявятся сразу после завтрака, когда не то что вымыть, протереть не успеют.
Ни уроков, ни шахмат, ни рукоделия, ну ничего седни нельзя, разве что покурить, и то аккуратно, да с девками поколобродить, а в вещевую Маанька никого не пускает, тоже у неё всё убрано, разложено, ну… ну ни хрена!
— Рыжий, и часто такое случалось?
— В училище? Бывало. Это ещё, — Гаор пыхнул дымом, — ничего, а вот когда плац зубной щёткой чистишь, это да.
— Чем-чем?
Выслушав объяснение про зубную щётку, посочувствовали.
— Удумают же!
— А зачем?
— А чтоб блестел, — усмехнулся Гаор.
— А на фронте?
— Там свои прибамбасы. Там выжить надо. А самое хреновое, — пустился в воспоминания Гаор, — было на 'губе'. Там ты пол моешь, а охранник рядом стоит и об твою спину сигарету гасит.
— Я тож так однажды залетел, — кивнул Клювач, — послали пол мыть в надзирательскую, ну и…
Посыпались воспоминания: кто каких сволочей встречал и ни за что огребал.
— Вот, браты, есть такие, им по хрену всё, по делу, не по делу, лишь бы побольнее тебя…
— Ага, вот я на заводе работал, так был один, насмерть мог умучить, его аж другие надзиратели боялись.
— А вот эту сволочугу возьми…
Сказавшего толкнули, показав глазами на Гаора, дескать, не заводи парня.
— И зачем таким это?
— Они от этого удовольствие получают, и называется это садизмом, — сказал Ворон.
— А как ни назови, — отмахнулся Гаор, — но вот в охране на 'губе' и в спецуре других нет.
— А разве бывает такое? — удивился Векша, — ну, чтоб от этого и удовольствие?
Над его удивлением невесело посмеялись.
— Чегой-то, мужики, не об том речь завели, — решительно сказал Старший.
С ним согласились и, тщательно загасив и выкинув окурки, потянулись в спальню укладываться на ночь. Завтра-то работать всем.
Вытягиваясь под одеялом, Гаор вдруг подумал, что, говоря о надзирательской злобе и наказаниях, ни разу не упомянули насилия. И вообще об этом речи не было за два года ни разу. А ведь не могло не быть. И про девчонок… 'Охрана завсегда с девками балуется', — и всё. Да и… ведь, чёрт, как ему говорили, ну не ему лично, а просто Кервин привёл его тогда в интересную компанию, как их, да, филологов, много говорили о языке, что в языке опыт народа, что как называется, так оно и есть, и если мы говорим, что мужчина берёт женщину, то насилие — чисто социальная условность… Так ведь действительно, получается,
