изумлением.
Гаор подошёл и встал над ним.
— Ты мужик или кто? — угрожающе тихо спросил Гаор.
Лутошка ошалело смотрел на него.
— Запомни, — продолжил Гаор, — есть одна бабская работа, что мужику не под силу. Рожать мы не можем. А остальное всё можем. Понял?
Лутошка молча кивнул.
— Тогда вставай и делай, что сказано. Вставай, я тебе не в полную силу вдарил.
Лутошка послушно встал на ноги.
Убрав в гараже и подготовив всё на завтра, чтоб если что, обе машины хоть сейчас на выезд, а если нет, то тоже есть чем заняться, Гаор взял газету и белую бумагу, выключил свет, и они пошли через двор к рабской кухне. Лутошка, шмыгая носом, плёлся за Гаором, не смея ни жаловаться, ни, тем более, протестовать.
Как все, разувшись у входа, Гаор прошёл в свою повалушу, положил газету и бумагу на тумбочку и вернулся на кухню, где Лутошка отмывался у рукомойника. Видно, он уже пожаловался Красаве, потому что та встретила Гаора сердито поджатыми губами. Он улыбнулся ей, уже зная, что и как скажет, если зайдёт речь о том, что он избил Лутошку, хотя и не считал свою оплеуху чрезмерным наказанием.
Мылся он, как всегда, долго и тщательно, отмывая въевшиеся в ладони масло и смазку. И как всегда Большуха его не торопила.
— Чо, Лутошка, — начал, к его удивлению, Сивко, — схлопотал?
— Это за что ты его так, Рыжий? — спросил Тумак.
'Ну, как всегда, — усмехнулся про себя Гаор, — все уже всё знают'.
— За дело, — спокойно ответил он. — Чтоб на всю оставшуюся жизнь запомнил.
— Дитё он, — не выдержала Красава, — тебя-то небось…
— Меня не так ещё били, — перебил он её. — Нет, Мать, кто знает, что и как там будет, всё надо уметь.
— Так, — вдруг сказал Джадд. — Много знать — долго жить.
— Точно, — обрадовался поддержке Гаор.
— Да не об том речь, — возразила Красава. — Учиться надоть, а бить-то так зачем?
— Мастер завсегда с-под-руки учит, — заступился за Гаора и Тумак.
— Не нами заведено, — кивнула Нянька, — не нам и менять.
И Красава замолчала, ограничившись тем, что всё мясо из своей миски выбрала и Лутошке переложила.
После ужина Гаор сходил в повалушу за белой бумагой, ножом и мешочком, в котором по-солдатски держал нитки и иголку, и сел к общему столу мастерить тетрадь и прописи. Мужики, оставшиеся за столом покурить и потрепаться, переглянулись. Удивились и пристраивавшиеся тут же с разным хозяйственным рукоделием женщины.
— Ух, ты, — высказался за всех Тумак. — Это чего ж такое?
— Тетрадь будет, — весело ответил Гаор. — Буду Лутошку грамоте учить.
Его заявление вызвало недоумённую и даже чуть испуганную тишину.
— Это как? — наконец выговорил Сизарь.
— А просто, — ответил Гаор.
Он говорил, не поднимая головы, сшивая нарезанные листы в тетрадь, будто это так, пустяк, лёгкий трёп.
— Раз его мне подручным дали, так чего ж нет?
— Ну, машина ладноть, — с сомнением сказала Балуша, — а энто-то зачем?
Гаор поднял голову и улыбнулся.
— А чтоб если до торгов дойдёт, чтоб у Лутошки первая категория была.
И снова тишина. Гаор вернулся к работе и стал сшивать вторую тетрадь.
— У тебя-то… какая? — спросил Тумак.
— Полная первая, — ответил Гаор, — а у тебя?
Тумак кивнул.
— Один один три. Меня, я помню, по ней продавали. И чо, любого выучить можешь?
— Грамоте? — уточнил Гаор. И пожал плечами. — Не знаю. Пока у Сторрама был, троих, да, троих точно, обучил. Но там без этого работать тяжело. Нужно на контейнерах надписи читать, индексы разбирать…
— Ну, Лутошка, — пыхнул дымом Чубарь, — свезло тебе. Будешь с первой категорией, тебя хозяин поберегёт, она дорогая.
— Ну, разве так, — вздохнула Красава, зашивавшая рубашку Сизаря. — Ты только не бей уж его так. Памороки отобьёшь, куды он тогда…
Этого слова Гаор не знал, но об общем смысле догадался и весело ответил.
— Дурить не будет, так не за что станет.
Лутошка вздохнул так горестно, что остальные рассмеялись. А Нянька как припечатала.
— Раз на пользу, так и давай.
Сшив тетради, Гаор вспомнил, что не захватил ручку из гаража, и досадливо ругнувшись, встал из-за стола.
— Ты это куды на ночь глядя намылился? — сразу спросила Нянька.
— За ручкой в гараж схожу, Старшая Мать, — ответил Гаор, натягивая на босу ногу сапоги.
Ночные хождения по двору не запрещались, но не одобрялись, как уже давно заметил Гаор. На ночь их, как в казарме, не запирали, ну так и наглеть нечего.
— По-быстрому давай, — нехотя разрешила Нянька.
Вместе с Гаором вышел и Джадд, который спал не со всеми, а в своём сарайчике, где у него стояла маленькая печка.
— Не мерзнёшь там? — спросил у него как-то Гаор.
Джадд мотнул в ответ головой и после паузы ответил.
— Своё нет холодно. Своё хорошо.
Гаор тогда понимающе кивнул. Отдельное жилье, своё и только своё — это, конечно, хорошо, но в гараж переселяться — это тоже дураком надо быть.
На дворе сыпал мелкий снег, и Гаор, вышедший без куртки, в одной рубашке, бросился к гаражу бегом, как по тревоге. Обрадованный неожиданным развлечением запрыгал вокруг него Полкан, едва не сбивая с ног.
— А чтоб тебя, псятина! — весело отпихнул его Гаор, вытаскивая щеколду.
Взяв из сумки, в которой он в рейсах держал накладные и бланки заказов, ручку, Гаор побежал обратно. Опять в сопровождении Полкана.
— Снег пошёл, — объявил он, ввалившись в восхитительно тёплую кухню.
— Ну и ладноть, — сказала Большуха, — завтра тёплого тебе достану.
— Поздно зима нонеча, — пыхнул дымом Тумак.
— А не скажи, — заспорил сразу Чубарь, — помнишь, хозяин тады раненый приезжал, тады аж за новогодье предзимье затянулось.
Под разговор, какие когда были зимы, Гаор сделал первую страницу прописей, но поглядел на клюющего носом Лутошку и махнул рукой.
— Ладно, грамотой завтра займёмся.
— И то, — сразу согласилась Красава, — время-то позднее, спать пора.
Нянька кивнула, и все дружно стали вставать и собираться на ночь. Заснувшую в углу в обнимку с кошкой Малушу Большуха даже будить не стала, так и унесла на руках.
У себя в повалуше Гаор спрятал обе тетради, нож и мешочек в тумбочку, не спеша разделся до белья, лёг и взял газету. Наступило его долгожданное, вымоленное время. Хорошо, свет электрический и лампочка удачно под потолком — можно читать лёжа. Газета была старая, вернее, часть газеты, чуть ли ещё не военной поры, но он читал её с наслаждением, упиваясь не смыслом прочитанного, а самим процессом
