разошелся… Азартная эта штука, стендовая стрельба… И плечо в самом деле побаливает», — подумал Феликс, отставил ружье и подошел к столу.
Феликс Ларин был высоким, атлетически сложенным молодым человеком тридцати четырех лет. У него было привлекательное открытое лицо, высокий лоб и серо-зеленые глаза. Подойдя к компании и на ходу разминая плечо, он глубоко вдохнул свежий загородный воздух.
На улице стоял апрель. Денек выдался солнечным, но воздух был достаточно прохладным. Повсюду лежал еще не растаявший снег, и весна, крадучись, мелкой поступью уже вступала в свои законные права. Подмосковье хоть и не Сибирь, но и не Черноморское побережье Кавказа.
Компанию, в которую был приглашен Феликс, собрал его приятель и земляк Саша Прокопенко — президент ассоциации киокушинкай в России. Он был обладателем четвертого дана в этом стиле каратэ и бранч-чифом, то бишь лицом, представляющим международную организацию киокушинкай в определенном регионе.
К нему в гости с официальным визитом приехали вице-президент международной ассоциации Нарояма и чемпион мира девяносто девятого года Казуми. Помимо японских гостей в компании присутствовали бранч- чифы Казахстана, Грузии и Украины. Время пребывания японцев в Москве подходило к концу. В день отлета — рейс на Токио был по расписанию в двадцать один час — Прокопенко решил пригласить их в загородный охотничий клуб.
Здесь же, в каменной беседке у стендовой площадки для стрельбы, после обильного банкета был накрыт фуршетный стол. На нем кроме двухлитровых графинов холодной водки были расставлены тарелки с соленьями: солеными огурцами и помидорами, маринованными грибами и квашеной капустой, а также прочая традиционная русская снедь.
Грузинский бранч-чиф, находясь в состоянии легкого похмелья после вчерашней «сайнары» — прощального ужина по-японски, разливал водку по рюмкам и произносил долгий тост в национальном стиле.
После хвалебных речей в честь гостей и перевода вышеизложенного при помощи переводчицы на японский язык гости произносили «кампай», деликатно кланялись и улыбались.
Словоохотливый веселый Вахтанг (так звали главу грузинской ассоциации) под воздействием очередной принятой на грудь порции русского горячительного напитка продолжал изливать нахлынувшие на него эмоции, произнося тост за тостом.
— Так выпьем же, друзья мои, за…
Он пил буквально за все: за гостей, за Японию, за всех по отдельности… В общем, за все, и за то, и за это, он уже хотел выпить за стены, которые держат этот потолок, который не падает на их головы, но… Но увидел строгий взгляд вице-президента киокушинкай.
Нарояма улыбался до поры до времени и согласно кивал, но, заметив излишний хмель в глазах увлекшегося «тамады», сказал несколько резких фраз. Переводчица перевела:
— Японский сенсей недоволен расслабленным состоянием своего ученика, и ему придется подумать о своем будущем приезде в Грузию, если ответственный за нее бранч-чиф не умерит потребление алкоголя.
Вахтанг потупил глаза и произнес короткое «ос», что в данный момент означало: понял, исправлюсь. Беседа при помощи переводчицы продолжалась.
Феликс вспомнил вчерашний прощальный ужин. На нем сам японский сенсей немного перебрал спиртного. Приглашенный Феликсом на «сайнару» писатель Доценко, весельчак и балагур, при помощи традиционных русских прощальных тостов влил в японского гостя несколько рюмок водки.
— Нет, нет, нет! Еще вот «на посошок»! Но без этого нельзя! Я же держу по вашим обычаям рюмку двумя руками и говорю ваше японское «кампай»! Так уж и ты, любезный друг, будь добр, не откажи, — втирал он сопротивляющемуся японцу. — Вот, вот, молодец! А теперь еще «стременная»! И никаких возражений! Вот, вот, умница! Ну, и наконец последняя «на ход ноги»!
Потом они на пару выбивали чечетку, приплясывая вокруг полуголой танцовщицы, исполняющей танец живота. Затем Нарояма пел песни под аккомпанемент баяна и гитары. И кстати, пел весьма недурно! Говорить по-русски он практически не умел, а вот песни, песни русские знал и любил.
И вот еще какую особенность заметил Феликс. Чемпион мира Казуми был чрезвычайно послушен и вежлив со своим учителем Нароямой. Без всяких амбиций, вежливо заглядывая в рот своему учителю, ловил каждое его слово, каждый жест. Он даже не пил в присутствии сенсея. И лишь когда тот куда-нибудь выходил из-за стола, резким движением опрокидывал содержимое рюмки внутрь.
В те моменты, когда Феликс разговаривал с ним, он обязательно кланялся и произносил слово «ос». И эта неизменная, постоянная улыбка. Все же, что ни говори, а традиции воспитания в Японии по уровню вежливости далеко обходят европейские.
Вдоволь настрелявшись и пообедав на свежем воздухе, компания завершала фуршет и собиралась проследовать в сауну. В это время у Феликса зазвонил мобильный телефон. Он отошел в сторону и несколько минут о чем-то разговаривал, после чего подошел к Прокопенко.
— Слушай, Санек. Мне нужно срочно отъехать. У моих близких стряслось что-то важное, и мне сейчас необходимо быть в Москве. Так что, к сожалению, гостей не смогу проводить до Шереметьева. Лимузин вам оставляю, сам поеду на джипе. Увы, братан, такова жизнь.
— Нет проблем, Фил. Надо так надо, — развел руками Прокопенко.
Феликс попрощался с гостями, Нарояма, хлопая его по плечу, произносил:
— Феликс — «Якудза»! «Якудза» — Феликс — самурай!
Обнявшись и попрощавшись со всеми по очереди, Феликс отбыл в направлении Москвы.
В то время, когда каратмены двигались к аэропорту Шереметьево-2, чтобы проводить японских гостей, Феликс, спешно закинув в саквояж самые необходимые вещи, мчался в противоположную сторону, в аэропорт Внуково. Там дожидались его близкие друзья, законники — Дато Сухумский и Коля Шальной. Они уже купили билеты на имя Феликса и неразлучного с ним Сэмэна.
Отчего такая спешка, Фил точно не знал, но понял по интонации друга Дато, что вылетать надо срочно. Он давно дружил с Сухумским, и даже по тону мог безошибочно определить, что нужна его помощь, а так как они считали друг друга братьями, Феликс Чикаго размышлять не стал. На скорую руку собрал вещи и устремился в аэропорт.
В VIP-зале Чикаго и Сухумский присели в глубокие мягкие кресла. Грузинский вор наклонился к своему другу:
— Траурная весть для нас, братуха… Наших близких в Штатах завалили…
— Кого, брат?
— Колю Креста, Гию Потийского и еще двоих близких… Но ты их не знал…
— Вот черт! — вырвалось у Феликса. — Чьих это рук дело?
— Братуха, я сам толком не знаю, — пожал плечами Дато. — Только утром мне позвонил Резо — он родной дядька Гии Потийского. Решили сходняк в Ростове провести. На твоей родине, брат. Сейчас все туда подтягиваются. Паша Бес с другими братьями нашими уже прошлым рейсом вылетели. Я чисто тебя ждал, но ничего, успеем. Сходняк все равно на одиннадцать часов вечера намечен.
Видно, узрев вопрос во взгляде Феликса, Сухумский добавил:
— Ты думаешь, почему я тебя выдернул на этот выезд? Ну, во-первых, потому, что я считаю тебя братом. — Дато положил руку на плечо Фила. — А во-вторых, слыхал я, что делюга по Америке нешуточная, а у тебя там близких много. Ты мне сам рассказывал. Возможно, нам это пригодится. Так что не обессудь, братишка, что своим приглашением отрываю тебя от дел.
— Да о чем ты говоришь, Датико? Какие проблемы? Ты же знаешь, я скор на подъем. Если надо — базара нет. А заодно и родину увижу. Я в Ростов уже, чай, два года не нырял.
— Ну и славно, биджо! Тогда вперед. Вон, уже посадку объявили.
В Ростов прибыли в половине одиннадцатого, времени для обустройства не оставалось. В аэропорту их встречала местная братва на двух джипах. Вещи покидали в багажники и на полной скорости рванули к заранее обусловленному месту встречи.
Невзирая на темное время суток и недюжую скорость, которую на своих джипах развили разудалые и наглые ростовские пацаны, Феликс с интересом наблюдал в окно за изменениями, происшедшими в городе за время его отсутствия. Выросли новые здания, появилось много неоновых афиш, и еще что-то незаметное,
