— Мы с вами, кажется, встречались в Гаграх на пляже.
Это был пароль.
Галка молча взяла чулки и принялась рассматривать их. Парень стоял перед ней, засунув руки в карманы, и, притопывая ногой, напевал:
— Ателье на Дмитриевской провалено. Тебе надо выждать несколько дней…
И опять тихо:
— В крайнем случае иди по адресу: Михайловская, 71, во дворе налево. Спросишь гравера.
Галка купила у парня чулки, зашла в магазин, взяла хлеб, неторопливо прошлась по Пушкинской улице, остановилась на углу около пестрой афиши, которая оповещала о предстоящем открытии городского театра, и только потом не спеша направилась домой. Все это она проделала нарочито медленно, словно наслаждалась погожим солнечным днем, напоенным душистым запахом цветущих акаций. Но на душе у нее было неспокойно. Что произошло в ателье на Дмитриевской улице?
Прошло несколько дней. Казалось, ничего не изменилось. Каждое утро, как обычно, за Галкой приезжал «фиат» итальянского коменданта; днем она по-прежнему сопровождала полковника Стадерини в его официальных и неофициальных визитах, переводила, печатала и заученной улыбкой отвечала на комплименты дежурных офицеров. На душе было тревожно. Всеми силами она старалась держать себя в руках, но перед самой собой вынуждена была признать, что прежняя самоуверенность изменила ей. Вечерами чутко прислушивалась к малейшему скрипу калитки во дворе, а в комендатуре искоса следила за каждым немецким офицером. Порой из каких-то тайников сознания всплывала липкая, до дрожи неприятная мысль: «Что если Зинаида Григорьевна назовет мое имя?» Галка гнала эту мысль, и все же временами ею овладевало чувство беспомощности. Ни бежать, ни укрыться. Галка понимала, что иначе нельзя, что она нужна тем, кто прислал связного, и нужна именно там, где сейчас находится — в итальянской комендатуре; что люди, приславшие связного, знают — у Галки Ортынской достаточно мужества, чтобы не дрогнуть в эти дни. Она понимала все, но, возможно, поэтому ей было еще труднее. Неотступно перед ней стоял образ Зинаиды Григорьевны. Как там она? Что с ней?
В один из таких напряженных, томительных дней в комендатуре неожиданно появилась Вильма Мартинелли, пропадавшая где-то в последнее время. На Вильме было нарядное шелковое платье, лоб ее прикрывала широкополая шляпа, высокие каблуки лакированных босоножек смягчали, делали плавней ее обычно твердую, почти мужскую походку. Галка вначале даже не узнала ее, а узнав, весело рассмеялась.
— Вильма, да ты похожа на кинозвезду!
Сама не зная почему, Галка обрадовалась Вильме. Может быть, причиной тому было штатское платье итальянки, в котором она казалась чужой здесь, в приемной коменданта, среди толпящихся патрульных офицеров. Но, вероятно, дело было не только в том, что старший лейтенант Мартинелли, наплевав на приказ об обязательном ношении формы, среди бела дня явилась в комендатуру в нарядном платье. В этой красивой взбалмошной итальянке было что-то такое, что располагало к ней. У Вильмы было много недостатков, но добрую их половину Галка прощала уже за то, что Мартинелли не любила эсэсовцев и всех, кто носил свастику. Вильма предложила пойти погулять и даже уговорила полковника Стадерини отпустить Галку пораньше.
На улице обычно словоохотливая Вильма удивила Галку своей молчаливостью. Отнеся это за счет ее молниеносно меняющегося настроения, Галка шутливо спросила:
— Как твои сердечные дела? Адмирал Рейнгардт по-прежнему предпочитает тебя другим врачам?
Красивое лицо итальянки вдруг стало багровым, с губ сорвалось ругательство.
— Вильма, что с тобой?
— Со мной? — Мартинелли зло рассмеялась: — Что со мной может произойти? В худшем случае я достанусь на обед здешним рыбкам. Это не такой уж плохой конец для моряка.
— Но ты врач.
— Врач! Я была когда-то врачом, а сейчас, — она оборвала фразу и крепко взяла Галку за руку. — Идем в «Бристоль». Посмотришь, как я напьюсь.
Непонятная нервозность спутницы насторожила Галку. Вильма чего-то недоговаривала. Именно поэтому Галка догадалась, что отнюдь не любовные домогательства престарелого начальника гарнизона и порта взволновали итальянку. О чем умалчивает обычно откровенная Вильма? Возможно, у нее неприятности на службе? И вдруг мысль о том, что Вильма не столько врач, сколько морской офицер, поразила Галку. Месяц назад, когда она познакомилась с итальянкой, ее интересовали только медикаменты. В другой связи она как-то не думала о Вильме. Но вот сейчас Галка вспомнила фразу, однажды оброненную Мартинелли: «…наши раненые не возвращаются на базу». Значит, в порту базируется какое-то подразделение итальянского военно-морского флота? Но за все время оккупации Галка не видела у причалов ни одного итальянского корабля.
В одно мгновение Галка забыла о провале явки в ателье и о своих недавних тревогах. Теперь ее занимало только одно — подразделение, в котором служит Вильма. Галка вынуждена была признать, что, несмотря на кажущуюся беспечность, ее знакомая не любила распространяться о служебных делах.
— Ну, что ж — в «Бристоль» так в «Бристоль», — согласилась Галка.
Укрываясь от палящего солнца, они шли в тени развесистых каштанов. Был первый по-настоящему летний день. На углу Садовой улицы и Приморского бульвара, в каких-то ста метрах от «Бристоля», дорогу им преградили два подвыпивших эсэсовских офицера.
— Эрнст, посмотри, какие красотки! — заорал кривоногий штурмфюрер с рыжими всклокоченными усиками над верхней губой. Другой — худощавый высокий блондин с угрюмым ассиметричным лицом — вразвалку подошел к Вильме и бесцеремонно ущипнул ее за подбородок.
— Я давно мечтал о такой…
Он не договорил. Молча и абсолютно спокойно Вильма повернулась к нему боком и коротко, по всем правилам бокса, ударила эсэсовца в лицо. Удар был так силен, что офицер упал на тротуар.
— Che bestia[1], — сквозь зубы процедила итальянка.
Второй эсэсовец, отпрянув назад, рванул с пояса пистолет. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Галка подскочила к нему и схватила за руку. Кривоногий попытался оттолкнуть ее, но с Галкой не так-то легко было справиться. А тем временем Вильма уже выхватила из сумочки маленький пистолет.
— Партизаны! — не своим голосом заорал кривоногий.
— Галина, отойди, я убью эту скотину! — крикнула Вильма.
От «Бристоля», расстегивая на ходу кобуры, к ним бежали немецкие офицеры. У Галки засосало под ложечкой. Только сейчас она поняла, в какую историю попала… Кто-то из подбежавших рванул ее за ворот, кто-то больно ударил по щеке. На Вильму набросились два офицера. Галка с ужасом подумала, что итальянка сейчас начнет стрелять и тогда — конец. Но Вильма не выстрелила. Размахивая пистолетом, она лихорадочно оглядывалась по сторонам и вдруг, пронзительно свистнув, закричала:
— Друзья, на помощь!
Галка не сразу поняла, что произошло потом. Четыре офицера итальянского военно-морского флота врезались в свалку. Немцам пришлось туго, хотя численный перевес был на их стороне. Толстый обер- лейтенант, крутивший Галке руки, получил такой удар, что потом долго не мог повернуть головы. Особенно
