Из кухни выплыла Агата с дымящейся тарелкой овсянки.
– Вы ведь знаете, что читать за столом вредно, – на остром лице застыло осуждение.
Теодор попытался ответить, не раскрывая рта, – вдруг у него тоже есть задатки чревовещателя? Способности, может, и были, но отсутствие тренировок сделало свое дело. За хрипами, гудением и кряхтением он и сам не понял, что сказал, смутился и замолчал.
– Простите? – переспросила Агата. Поставила перед Теодором кашу и поморщилась, забирая суп. – Пожалуйста, не надо говорить с набитым ртом, не дай бог, подавитесь.
– Нет-нет, – поспешил успокоить ее Теодор. – Я… это дыхательная гимнастика, знаете, очень полезно для сердца.
Агата покосилась на раскрытую книгу: полполосы занимала фотография знаменитого Элиаса Шангале.
– Когда я была маленькой, ходила на его выступление. Дыхательная гимнастика, ну-ну…
– Давайте я покажу вам фокус? – поспешил сменить тему Теодор. – Это быстро… Я много тренировался, и мне хотелось бы услышать ваше мнение.
Агата вздохнула и с показным смирением присела за стол. Теодор торопливо, пока она не передумала, открыл книгу. Загнутый уголок страницы отмечал номер, над которым он сейчас работал. Теодор проделывал фокус десятки раз и отлично помнил порядок действий, но решил подстраховаться. Как любой артист, он нуждался в зрителе и в тоже время боялся его – боялся, что собьется и опростоволосится. Под суровым взглядом Агаты это было легче легкого.
– Номер называется «Исчезающие предметы». Суть его в том, что предметы… э… исчезают. Для примера возьмем вот эту ложку, – Теодор протянул ее домработнице. – Можете осмотреть и убедиться: это самая обыкновенная ложка, из тех, что вы используете на кухне.
– Знаю, – сказала Агата. – Эту ложку я мою три раза в день уже восемь лет.
– Ну да, – смутился Теодор. – Понимаете, так положено говорить, всегда находятся люди, которые сомневаются. Сейчас эта давно известная вам ложка таинственным образом испарится. Смотрите внимательно…
Теодор сжал ложку двумя пальцами и принялся выводить вокруг нее пассы. Главное – отвлечь зрителя, ослабить внимание. Теодор не сводил глаз с лица женщины, высматривая малейшие признаки рассеянности. Сквозь вежливый интерес явно читалось: «Ну и долго это будет продолжаться?». Ничего, если он собирается достичь успеха, надо уметь работать с любой публикой.
– Ой! Что…
Как только взгляд Агаты метнулся в сторону, Теодор разжал пальцы. Сталь скользнула по ладони. Ложка зацепилась за манжету, на миг замерла и, вместо того чтобы провалиться в рукав, грохнулась в тарелку. Теодор попытался поймать ложку-предательницу и вместо этого с размаху хлопнул по краю тарелки – та подскочила и сорвалась со стола. Овсянка шмякнулась на ковер. Теодор замер с раскрытым ртом, не находя слов от стыда и досады.
– Это все? – уточнила Агата. Дожидаться ответа она не стала. – Как я погляжу, исчезла ваша каша. Суп вы не доели… Прикажете снова готовить?
Теодор сглотнул и виновато улыбнулся.
– Простите… Не надо готовить, я не голоден, спасибо. Я сам все уберу, и…
Агата покачала головой. Лицо ее смягчилось.
– Ничего страшного, я сварю кашу еще раз. Пропускать обед нельзя – для вашего желудка это вредно. И, мой вам совет: бросайте вы эти фокусы, всю эту мумбу-юмбу. В вашем возрасте как-то не солидно. Придумайте более спокойное хобби. Вы никогда не думали коллекционировать марки?
Щелк, щелк… Еще одна минута вентиляторного времени. Теодор побарабанил пальцами по столу.
– Знаете, в город приехал цирк, – заговорил он. – Настоящий бродячий цирк-шапито. С тиграми и слонами, цветными шатрами и акробатами…
– Ничего подобного, – Агата мотнула головой, словно пыталась отбросить саму мысль о цирке. – С чего вы взяли? Я читаю все утренние газеты, и разговоры там только о грядущем затмении да о том, как оно повлияет на здоровье. Про слонов ни строчки. Афиш по городу я не видела, а без рекламы они как без рук. Вам надо прекращать утренние прогулки – жара и солнце плохо на вас влияют. Похоже, вы просто перегрелись. Может, вызвать врача?
К счастью для Агаты, тарелка с кашей лежала на полу, иначе бы Теодор не сдержался и запустил ее прямо в тощую физиономию. Как иллюзионист, аристократ арены, он с предубеждением относился к клоунаде, но сейчас можно было пойти на смешение жанров.
– Спасибо, я прекрасно себя чувствую, – сухо ответил он. Агата покачала головой.
– Все-таки вам лучше полежать, прийти в себя. Все проклятое затмение – в газетах так и пишут, что для метеочувствительных людей эти дни опасны. Протуберанцы и солнечный ветер; говорят, там какая-то буря и нужно быть очень осторожным. Я добавлю вам в чай успокоительных капель.
На следующий день Теодор вышел из дома пораньше, сбежав от Агаты сразу после завтрака. Надо было найти цирк хотя бы ради того, чтобы угомонить домработницу: ее заботливость приняла угрожающие размеры. Собаке необязательно сидеть под афишами – место, где их расклеили, могло оказаться неудобным или их сорвали хулиганы, а газеты… Всем известно, как дороги нынче объявления в газетах!
Теодор выкатился из трамвая у Морского Банка и разочарованно вздохнул: собаки не было. Сгорая от нетерпения, он прошелся по улице, снова оглядывая стены и афишные тумбы, вернулся по другой стороне и поднялся ко входу.
– Вчера не дошли до порта? – первым заговорил швейцар.
– Не успел, – ответил Теодор. – А что, собака сегодня не появлялась?
– Какая собака?
Теодор сердито взглянул на швейцара, но усатое лицо выражало искреннее недоумение. Не помнит ни загадочного пса, ни вчерашних эволюций Теодора, за которыми следил с такой насмешкой! Неужели чревовещатель – еще и гипнотизер? Но оба искусства требуют долгих тренировок, вряд ли можно достичь мастерства в обоих разом. Наверное, швейцар вчера перегрелся, да и жуткая пробка действовала на нервы… Куда теперь? В парк?
– А вы бы сходили, прогулялись по набережной, – продолжал швейцар. – В такую погоду морской ветерок – милое дело. Я бы сам с удовольствием…
Теодор уже не слушал его. Как он не догадался! В порту найдется если не цирк, то хотя бы люди, видевшие его прибытие. Не попрощавшись, Теодор бросился к остановке, и вскоре маршрутка везла его в порт.
По набережной прогуливались люди принаряженно-официального вида, и Теодор вспомнил, что сегодня отмечают юбилей Морского вокзала. Огибая закованных в пиджаки менеджеров, он зашагал вдоль причалов, сосредоточенно оглядывая мощные обводы пассажирских лайнеров.
Один корабль пришвартовался совсем недавно – по трапу спускалась стайка пассажирок. Теодор скользнул по ним взглядом, даже не надеясь, что меж кисеи и зонтиков мелькнет лицо Алисы. Она должна вернуться на том корабле, что и сбежала; Теодор ждал, когда на рейде бросит якорь «Великолепный», на котором проклятый Просперо увез все его мечты и надежды. Давным-давно он прочел в газетах, что пароход пропал без вести во время шторма, однако окутанная блестящей дымкой полоска горизонта и бередящие душу гудки были убедительнее газетных строчек.
На краю причала курил пожилой моряк. Его красная физиономия располагала к доверию, и Теодор подвинулся ближе.
– Извините, не могли бы вы сказать… – Моряк вынул изо рта сигарету и выжидающе посмотрел на Теодора. Тот помялся и, собравшись с духом, выпалил: – Вы не знаете, в порт не прибывал цирк?
– Цирк? – задумался моряк. – Нет, не видал. Да вы не там ищете. Вам вон куда надо, – он кивнул туда, где городская набережная упиралась в причалы для грузовых судов и склады.
Но среди барж, ржавых каботажных посудин и остро пахнущих рыбой сейнеров не нашлось ни «Великолепного», ни другого корабля, на котором мог бы прийти цирк. Отчаявшись, Теодор попытался проникнуть в доки, где звенел металл и орали озверевшие от жары механики, но его выгнали, не пожелав и
