Миссис Гленни выглядела весьма неприглядно: в грязном утреннем капоте, ворот блузки расстегнут, на талии повисла развязавшаяся тесемка.
— Что вам угодно?
Тетя Полли подняла брови.
— Я приехала повидать Фрэнсиса Чисхолма.
— Его нет дома.
— В самом деле? Ну, что же, я подожду его.
Тетя Полли устроилась на стуле около прилавка, словно приготовилась ждать хоть целый день. Наступило молчание. Лицо миссис Гленни пошло грязно-красными пятнами. Она вполголоса сказала сыну:
— Мэлком! Сходи в пекарню и приведи отца.
Тот отрывисто ответил:
— Он пять минут назад ушел в миссионерское общество и не вернется до чая.
Полли отвела взгляд от потолка и начала с критическим видом рассматривать Мэлкома. Она слегка улыбнулась, когда он покраснел, и, удовлетворенная, стала смотреть в другую сторону. Булочница проявила первые признаки замешательства: она сердито вспыхнула.
— Мы здесь люди занятые, мы не можем сидеть тут с вами целый день. Я вам сказала, что мальчика нет дома. Очень возможно, что он вернется поздно, — он завел себе такую компанию… Фрэнсис просто замучил меня своими поздними отлучками и дурными привычками. Не правда ли, Мэлком?
Мэлком угрюмо кивнул.
— Вот видите! — стремительно продолжала миссис Гленни. — Если бы я вам все рассказала, вы были бы поражены. Но это не важно — мы христиане, мы заботимся о нем. Даю вам слово, что он совершенно здоров и счастлив.
— Очень рада слышать это, — сказала тетя Полли чопорно, вежливо прикрывая зевок перчаткой, — потому что я приехала забрать его.
— Что! — ошеломленная миссис Гленни теребила ворот блузки, то краснея, то бледнея.
— У меня имеется врачебная справка, — провозгласила тетя Полли грозно, с убийственным выражением, — что мальчик изнурен, переутомлен и что ему угрожает плеврит.
— Это ложь!
Полли вытянула из муфты письмо и многозначительно похлопала по нему ручкой зонтика.
— Вы умеете читать по-английски?
— Это ложь, отвратительная ложь! Он такой же откормленный и упитанный, как мой собственный сын.
Но тут произошла заминка — Фрэнсис, прижавшийся к двери и следивший за происходящим в томительном ожидании, оперся слишком тяжело на шаткую щеколду. Дверь открылась, и он вылетел на середину комнаты. Воцарилось молчание. Сверхъестественное спокойствие тети Полли усугубилось.
— Подойди ко мне, мальчик. И перестань дрожать. Ты хочешь остаться здесь?
— Нет, не хочу.
Полли посмотрела на потолок.
— Тогда иди и уложи свои вещи.
— Мне нечего укладывать.
Полли медленно встала, натягивая перчатки.
— Тогда нас ничто не задерживает.
Миссис Гленни, побелев от ярости, шагнула вперед.
— Вы не смеете так поступать со мной! Я подам в суд!
— Валяйте, моя милая, — Полли многозначительно убрала письмо в муфту. — Может быть, тогда мы узнаем, сколько из тех денег, что получили за мебель бедной Элизабет, вы потратили на ее сына и сколько на вашего.
Снова наступило убийственное молчание. Жена булочника стояла бледная, злобная, потерпевшая поражение, прижимая руку к груди.
— Да пусть его уходит, мать, — прохныкал Мэлком, — хорошо, что избавимся от него.
Тетя Полли, покачивая зонтиком, осмотрела его с головы до пят.
— Молодой человек, вы дурак! А вы, моя милая, — она поглядела поверх головы булочницы, — ничуть не умнее.
Взяв Фрэнсиса за плечо, она с триумфом вывела его, без шапки, из магазина.
Так они проследовали до станции. Ее рука, затянутая в перчатку, так крепко вцепилась в его рукав, будто он был каким- то редкостным созданием, которое она поймала и которое могло в любой момент ускользнуть от нее. Около станции она, не произнеся ни слова, купила ему пакет сухого печенья с тмином, капли от кашля и совершенно новую шляпу-котелок. В поезде тетя Полли сидела напротив него — безмятежная, неповторимая, выпрямившаяся — и смотрела, как он мочил печенье слезами благодарности, почти скрытый своей шляпой, которая сползала ему на самые уши. Полузакрыв глаза, она заметила:
— Я всегда знала, что эта тварь не леди. Ты совершил ужасную ошибку, дорогой мой Фрэнсис, позволив ей так подчинить себя. Теперь первым делом тебя нужно подстричь.
Чудесно было в эти морозные утра лежать, угревшись, в постели, пока тетя Полли не принесет завтрак — большую тарелку еще шипящей яичницы, бекон, кипящий черный чай и груду горячих тостов — все это на овальном металлическом подносе с вычеканенной надписью: «Старый эль Олгуда.» Иногда он просыпался рано, весь во власти охватившего его страха, потом приходило блаженное сознание, что ему теперь нечего бояться гудка. Всхлипнув от облегчения, он еще глубже зарывался в толстое желтое шерстяное одеяло в своей уютной спаленке, и рассматривал обои с душистым горошком, крашеные полки, вышитый шерстью коврик, маленький фарфоровый сосуд со святой водой и заткнутой возле него веточкой пасхальной вербы около двери, литографии на стенах (на одной — лошадь с пивоваренного завода в Олгуде, на другой — папа Григорий). Боль в боку у Фрэнсиса прошла, кашлял он редко, и щеки его начали округляться. Досуг был непривычен ему, как и ласка, и, хоть его тревожила неопределенность его будущего, он принимал его с благодарностью.
Было прекрасное утро последнего октябрьского дня. Тетя Полли уселась на краешек его кровати, убеждая его поесть.
— Заправляйся хорошенько, мальчик. Это все нарастет на твои ребрышки.
На тарелке лежали три яйца и хорошо поджаренный, хрустящий бекон — он и забыл, что еда может быть такой вкусной. Устанавливая поднос на коленях, Фрэнсис почувствовал в тете Полли какую-то необычную праздничность. Когда он поел, она с глубокомысленным видом сказала:
— А у меня есть для вас новости, молодой человек, если вы, конечно, в состоянии вынести их.
— Новости, тетя Полли?
— Немножко волнения, чтобы развеселить тебя после целого месяца скуки с Нэдом и со мной.
Она снисходительно улыбнулась, увидев живой протест в его теплых карих глазах.
— Ну, не можешь отгадать, что это?
Мальчик разглядывал ее с глубокое привязанностью, которую она пробудила в нем своей неустанной добротой. Некрасивое худое лицо, скверная кожа, длинная верхняя губа с пушком над ней, волосатое пятно на щеке — все это теперь казалось ему прекрасным.
— Я не могу догадаться, тетя Полли!
Она рассмеялась своим коротким резким смешком, тихонько пофыркивая от удовольствия, что ей удалось возбудить его любопытство.
— Что случилось с твоими мозгами, мальчик? Наверное, ты слишком много спишь, и они у тебя подпортились.
Он счастливо улыбнулся, совершенно соглашаясь с ней. И правда, до сих пор его жизнь, подчиненная режиму поправляющегося больного, была очень спокойна. Тетя Полли сильно опасалась за его легкие — она боялась чахотки, которая нередко поражала ее семью, — и поэтому он обычно лежал в постели до десяти часов. Одевшись, Фрэнсис сопровождал тетю Полли в походах за покупками.
Это было величественное шествие по главным улицам Тайнкасла, а так как Нэд любил поесть и
