Наша банда

МИСТЕР ЗАДОУЛИЗ: Сэр, основной темой дискуссии, вызванной произнесенной вами 3 апреля в Сан- Дементии речью, стало, насколько я способен судить, сделанное вами недвусмысленное заявление, касающееся вашей неколебимой веры в права еще нерожденных младенцев. Как представляется, многие высказывают уверенность в том, что вам, сэр, самой судьбой предначертано стать для нерожденных младенцев тем, кем был Мартин Лютер Кинг для черного населения Америки или покойный Роберт Ф. Харизма для обездоленных чикано и пуэрториканцев нашей страны. Кое-кто полагает, что сделанное вами в Сан-Дементии заявление войдет в учебники истории наравне со знаменитым обращением доктора Кинга «У меня есть мечта». Насколько уместными представляются вам эти сравнения?

ТРИККИ: Что ж, мистер Задоулиз, Мартин Лютер Кинг был, разумеется, великим человеком, с чем все мы, без сомнения, готовы согласиться, в особенности теперь, когда он уже умер. Он был великим лидером в борьбе за равные права своего народа, и я верю, что он займет определенное место в истории. Вместе с тем, нам, конечно, не следует забывать о том, что он, в отличие от меня, не был президентом Соединенных Штатов, избранным должным конституционным порядком, — об этом существенном различии между нами мы должны помнить постоянно. Действуя в рамках Конституции, я имею возможность добиться для нерожденных младенцев всей нашей нации гораздо большего, чем доктор Кинг, действовавший вне этих рамок, добился для одного-единственного народа. Сказанное мною вовсе не содержит какой-либо критики в адрес доктора Кинга, но является простой констатацией факта.

Далее, я, разумеется, хорошо сознаю, что доктор Кинг умер трагической смертью мученика, — и потому позвольте мне со всей возможной определенностью подчеркнуть одно обстоятельство: пусть никто не питает иллюзий насчет того, будто сделанное ими с Мартином Лютером Кингом, как и сделанное ими с Робертом Ф. Харизмой, а перед тем с Джоном Ф. Харизмой, которые оба также были великими американцами, хотя бы на минуту остановит меня в великой борьбе, которая всем нам предстоит. Разного рода воинствующим экстремистам и склонным к насилию фанатикам не удастся запугать меня, заставив отказаться от стремления добиться справедливости и равных прав для тех, кто вынужден пока обитать в материнской утробе. И позвольте мне также со всей возможной определенностью подчеркнуть еще кое-что: я говорю не только о правах уже вынашиваемых младенцев. Я говорю также и о правах микроскопических эмбрионов. Если в нашей стране и существует группа населения, которую можно назвать «обездоленной» в том смысле, что она полностью лишена своих представителей и права голоса в нашем национальном правительстве, так это не черные, не пуэрториканцы, не хиппи и так далее и тому подобное — у них у всех выразители их интересов имеются, — но именно эти крошечные, утопающие в плаценте создания.

Как вам известно, все мы смотрим телевизионные передачи и видим демонстрантов, видим насилие, поскольку такого рода вещи, к сожалению, и образуют наши «новости». Однако многие ли из нас сознают, что по всей нашей великой стране миллионы и миллионы эмбрионов претерпевают сложнейшие, труднейшие изменения формы и строения, что они совершают этот великий труд, не размахивая плакатами перед телевизионными камерами, не создавая препятствий для движения транспорта, не швыряясь пакетами с краской, не изрыгая непристойностей и не облачаясь в диковинные наряды? Прошу вас, мистер Душкинс.

МИСТЕР ДУШКИНС: Но что вы скажете о тех зародышах, сэр, которых Вице-президент назвал «нарушителями спокойствия»? Насколько я понимаю, он, в частности, имел в виду тех, кто начинает лягаться примерно на пятом месяце жизни. Согласны ли вы с тем, что они представляют собой «смутьянов» и «неблагодарных тварей»? И если согласны, то какие меры вы собираетесь принять, чтобы контролировать их?

ТРИККИ: Ну, прежде всего, мистер Душкинс, я полагаю, что речь здесь должна идти о некоторых очень тонких различениях юридического толка. Так вот, по счастью (с чарующей озорной улыбкой) я как раз юрист и обладаю подготовкой, достаточной, чтобы проводить подобные тонкие различения. (Вновь обретая серьезность.) Я думаю, что нам следует подойти к рассмотрению этого вопроса очень и очень осторожно — и уверен, что Вице-президент согласится со мной — нам необходимо провести различение между двумя видами активности: ляганием во чреве, о котором, собственно, и говорил Вице-президент, и движением в нем. Дело в том, что Вице-президент, что бы там ни рассказывали о нем по телевидению, вовсе не называл возмутителями спокойствия всех зародышей, которые проявляют какую-либо внутриутробную активность. Подобной точки зрения никто в этой администрации не разделяет. Фактически, я не далее как сегодня беседовал с Генеральным прокурором Злокознером и мистером Осляти из ФБР, и мы, все трое, сошлись на мнении о том, что при нормально протекающей беременности определенная внутриутробная активность является, в особенности по прошествии пяти месяцев вынашивания плода, не только неизбежной, но и желательной.

Что же касается другой стороны данного вопроса, то могу вас заверить, что эта администрация отнюдь не намеренна бездействовать, глядя, как кучка падких до насилия пятимесячных бездельников лупит американских женщин ногами в живот. Так вот, в общем и целом, и говоря об этом, невозможно впасть в преувеличение, наши американские нерожденные младенцы представляют собой восхитительное сообщество нерожденных младенцев, и в какой бы конец света вы ни заглянули, вы не найдете нерожденных младенцев, которые в чем-либо превосходили бы наших. Однако и среди них имеется горстка насильников, которых Вице-президент охарактеризовал, с моей точки зрения, вполне справедливо, как «смутьянов» и «нарушителей спокойствия», — и я уже распорядился о том, чтобы Генеральный прокурор принял против них соответствующие меры.

МИСТЕР ДУШКИНС: Если позволите, сэр, меры какого именно рода? Следует ли ожидать арестов среди склонных к насилию зародышей? И если следует, как именно они будут производиться?

ТРИККИ: Я считаю, мистер Душкинс, что наши органы поддержания правопорядка являются лучшими в мире. Я совершенно уверен, что Генеральный прокурор Злокознер способен разрешить любые процедурные сложности, какие только могут возникнуть. Мистер Уважник.

МИСТЕР УВАЖНИК: Господин Президент, не могли бы вы сказать нам, почему — особенно в свете множества серьезнейших национальных и международных проблем, с которыми вам приходится сталкиваться, — вы именно сейчас взялись за разрешение этой, ранее остававшейся в пренебрежении, проблемы прав зародышей? Создается впечатление, сэр, что эта тема глубоко вас волнует — по какой причине?

ТРИККИ: А по той, мистер Уважник, что я не терплю несправедливости в какой бы то ни было сфере существования нашей нации. По той, что наше общество является обществом правовым, что предназначение его состоит в том, чтобы облегчать жизнь не только богатым и привилегированным, но и наиболее бесправным слоям населения. Знаете, в наши дни мы то и дело слышим лозунги наподобие «Власть черным!» или «Власть женщинам!». Дай власть тем, дай власть этим. Но как насчет власти внутриутробных младенцев? Разве им не причитаются решительно никакие права, пусть даже они являются не более чем мембранами? Я лично считаю, что причитаются, и я намерен бороться за эти права. Мистер Умник.

МИСТЕР УМНИК: Как вам, должно быть, известно, господин Президент, кое-кто утверждает, будто вы руководствуетесь в этом вопросе исключительно политическими соображениями. Не могли бы прокомментировать эту точку зрения.

ТРИККИ: Что ж, мистер Умник, я полагаю, что таков присущий этим людям цинический способ описания моего плана внести в Конституцию поправку, которая ко времени выборов семьдесят второго года предоставила бы право голоса нерожденным младенцам.

МИСТЕР УМНИК: Я уверен, сэр, что именно это они и имеют в виду. Они утверждают, что, предоставив право голоса нерожденным младенцам, вы сможете нейтрализовать тот выигрыш, который Демократическая партия получила бы, понизив возрастной ценз до восемнадцати лет. Они говорят, будто заключение ваших стратегических советников сводится к тому, что даже если вы потеряете голоса избирателей в возрасте от восемнадцати до двадцати одного года, вы все-таки сможете остаться на второй срок, если вам удастся заручиться голосами Юга, штата Калифорния, а также всех зародышей и эмбрионов от одного побережья до другого. Присутствует ли какой-либо элемент истины в этом «политическом» анализе пробуждения у вас внезапного интереса к «власти внутриутробных младенцев»?