затяни покрепче, иначе оно упадет.
— Но это же Кива, мой любимый баклан! Он любит меня!
Мне показалось, что с губ сына сорвалось слово «любовь». Оно пронзило мое сердце. А потом я услышал, как он зовет меня:
— Помоги мне, отец! Помоги мне!
Мой добрый, мой нежный сын. Но я отвожу взгляд в сторону. Отвожу взгляд в сторону.
И вот я у цели. Он — подо мной. Мой нож готов к тому, чтобы сделать первый разрез. Его рот открыт, а на губах пузырится кровь. И тут я слышу его. Он произносит мое имя.
— Лоа Вэй Фэнь, Лоа Вэй Фэнь, помоги мне. Я не могу надеть кольцо на шею Кивы. Не могу.
Я вижу, что племянник колеблется, и кричу:
— Действуй! Это твое предназначение, Лоа Вэй Фэнь! Либо ты убьешь его, либо я прикончу тебя. Выбирай.
Дядя кричит на меня, мой двоюродный брат пронзен бамбуковым колом, солнце встает, кобра на моей спине шипит мне в уши, а нож в моей руке стремится вперед, готовый убивать, и я…
Баклан клюнул меня. Раньше он никогда меня не клевал. Из моей груди течет кровь. Из груди? Почему из груди? Ведь Кива клюнул меня в руку!
Первый разрез, сделанный Лоа Вэй Фэнем, неглубок.
— Бей снова! — кричу я.
Меня не нужно подгонять. Все во мне жаждет, чтобы на меня пролился дождь горячей крови и сделал меня другим — тем, кем я был рожден. Убийцей.
— Помоги мне, отец! Помоги мне!
— Бей — или я убью тебя!
Я вспоминаю все, чему меня учили. Кобра на моей спине расправляет капюшон, и всё ци[52] устремляется из центра меня в руки. Нож, будто играючи, входит глубоко в живот двоюродного брата и идет вверх и снова вверх. А потом вдруг все меняется… Бамбук над моей головой раскачивается в одном ритме с моим ци, солнце поворачивается, чтобы греть спину, и мир становится совсем неподвижным. Я слышу шуршание мелких животных, слышу дыхание ветра и каждое движение, происходящее на планете. Я вскрываю грудь двоюродного брата, освобождаю его сердце от уз, разрезаю его надвое и впиваюсь в него зубами.
Лицо Лоа Вэй Фэня обагрено кровью моего сына, и он выплевывает кусок сердца высоко в воздух — так, как того требует ритуал. Я вижу, как его ци наконец возвращается в свою обитель, а мальчик возвращается ко мне. Впрочем, он уже не мальчик.
— Мы должны похоронить вашего сына.
— Нет, у меня больше нет сына. Оставь труп шакалам.
Это последний урок, который я должен преподать Лоа Вэй Фэню. Жалость и воздание почестей мертвецу несовместимы с ремеслом убийцы.
Протягивая руку к племяннику, одежда которого залита кровью, я понимаю, что в моей жизни закончилось что-то очень важное. Я больше не потомок Телохранителя Первого императора, а мой племянник — уже не мой племянник. Теперь этот юноша — основатель Гильдии убийц, и его имя, Лоа Вэй Фэнь, сказители будут с трепетом повторять на протяжении веков.
А Телохранитель стал обычным рыбаком, простым человеком, который только что потерял любимого сына.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава тридцать вторая
СКАЗИТЕЛЬНИЦА
Цзян кивала, слушая свою высокую блистательную дочь. Фу Тсун объясняла ей суть последней версии оперы «Путешествие на Запад». Восхищаясь талантом дочери, Цзян никак не могла забыть об известии, пришедшем этим утром от Рыбака.
Известие гласило: «Новый глава Гильдии избран. Он ждет твоих инструкций».
— И вот, представь себе, мама. После стольких бед и злоключений, после многих миль, пройденных пешком, когда им ежечасно грозила опасность, между Принцессой Востока и ее слугой возникла любовь. Наконец они оказываются во дворце Царя Запада. Слуга с удивлением обнаруживает, что их никто не приветствует и даже не думает устраивать торжественный прием в их честь. Затем у него бесцеремонно забирают Принцессу — его Принцессу! А ее саму, даже не позволив ей взглянуть на будущего мужа, отправляют в дом, где живут наложницы Царя Запада, в его гарем. Теперь оба они понимают, что Принцесса являлась не более чем пешкой в политической игре между Царем Востока и Царем Запада. Ее чувства и судьба не интересуют никого, кроме одинокого Слуги, который вел ее две тысячи миль через реки, горы и пустыни.
— Какая печальная история, Фу Тсун, но долг часто требует от нас того, чего самим нам не очень-то хочется.
