Ифигения со своей матерью Клитемнестрой, сестрами и маленьким братом Орестом в это время мирно жила в Микенах. Для того чтобы заманить дочь в Авлиду, Агамемнону пришлось пойти на хитрость: он отправил в Микены гонца, который объявил, что отец просватал Ифигению за Ахилла и ей надлежит явиться в стан ахейцев, чтобы вступить в блестящий брак с сыном любимца богов Пелея и богини Фетиды. Клитемнестра с Ифигенией немедленно прибыли в Авлиду. Одним из первых, кого они здесь встретили, оказался Ахилл. Клитемнестра заговорила с ним, как с будущим зятем, и к своему удивлению выяснила, что Пелид вовсе не собирается ни на ком жениться. К чести героя, он не знал, что Агамемнон воспользовался его именем для того, чтобы заманить девушку на жертвенник. Возмущенный Пелид объявил, что не допустит убийства, невольной причиной которого является он сам. Категорически воспротивилась и мать девушки. Еврипид в трагедии «Ифигения в Авлиде» влагает в уста Клитемнестры яростное обличение человеческих жертвоприношений:
«Я жрец, — ты говоришь, — а не палач». Жрец, а какой, скажи, Атрид, молитвой Благословенье призывать на нож Ты думаешь, подъятый на ребенка, На плоть и кровь свою, Агамемнон? А я? могла бы я с тобой молиться? С убийцею и за убийцу — нет! И если б бог, малютку пожирая, От матери еще молитвы ждал, Он был бы глуп… Но дальше, царь, вернувшись Домой, ужель ты б мог ласкать детей? О, ты бы не решился! Да ребенок Не захотел бы ни один глядеть На этого жреца их детской крови… Впрочем, Ифигении не нужны были заступники — узнав, как обстоит дело, она решила исполнить волю богини:
За родину, за всю Элладу тело Я предаю на жертву, и. никто Меня к тому не вынуждал, — веди же К богине дочь, коли богиня ждет. И дай вам бог счастливую удачу, Оружие украсить и домой С победою вернуться из-под Трои. А до меня ахеец ни один Пусть не касается: я горло молча Подставлю вам; я — сердцем не ягненок. Еврипид подробно описывает подготовку к жертвоприношению:
И вот Калхант-провидец вынул нож, Что лезвие таил в суровой коже, И в россыпь круп его он погрузил Средь золотой корзины, а царевне Венком чело увил. Меж тем Пелид, Вкруг алтаря кружась, его водою И той крупой священной окропил И к дочери Зевесовой взывает: «О дивная охотница, в ночи Ты по небу свое светило катишь… Прими ж от войск союзных этот дар И от вождя дружин, Агамемнона: Кровь чистую из девственной ее И мраморной мы выпускаем шеи. Утешься ей и даруй путь судам, Дай Трою нам высокую разрушить!..» И в землю взор в молчаньи вперил Агамемнон; и Менелай, и войско Потупились. И наскоро мольбу Жрец сотворил, меж тем как взор прилежно На девственной груди ее искал, Где б нож вонзить ему, чтоб без мучений И разом ей конец настал… Еврипид описывает, как испуганные очевидцы отвели глаза от жертвенника, а когда вновь подняли их — Ифигении уже не было.
Близ алтаря лежала, содрогаясь, Огромная, красы отменной, лань, И кровь ее в последних муках жизни По ступеням рекой струилась алой… Жрец объявил ахейцам, что «благородный дар… охотницей божественной отринут…», что Ифигения «среди богов удел днесь обрела» и что «молва о чуде меж греками, конечно, не умрет». Версии о том, что Ифигения стала божеством, придерживался автор «Каталога женщин» (ошибочно приписывавшегося Гесиоду); он писал, что Артемида
Деву поспешно с собой унесла и амвросией сладкой Тело с главы умастила, чтоб оное стало нетленным, Дни навсегда положила в бессмертии жить, не старея. Ныне ее называет племя земных человеков Спутницей славной метальщицы стрел Артемидой Дорожной. Спася девушку, Артемида перенесла ее в далекую Тавриду (нынешний Крым), где у богини было святилище, и сделала своей жрицей. О том, как дальше сложилась судьба Ифигении, тоже повествуют многие античные авторы. Тем более что судьба эта была не из легких: едва спасшись от жреческого ножа,
