Алина

Ирина Игоревна Ильина Алина

Квартира продавалась с мебелью. Иначе никак! Алину это удручало: чужие вещи, к которым прикасались незнакомые люди, с ними надо прожить не менее полугода! Таково условие продавца. А потом можно и продать, и выбросить все абсолютно. Нашла она эту квартиру совершенно случайно, по объявлению в газете. Текст обычный: однокомнатная квартира в 'хрущевке', но в старой части города, квадратные метры. Необычная цена. Ровно столько, сколько Алина получила от продажи развалюхи в деревне. Сначала она обрадовалась. Это казалось просто подарком, тем более, что находиться в одном доме с бывшим мужем она уже не могла. Позвонила. Условие о необходимости оставить на полгода мебель, причем без последующего возврата хозяину, очень удивило. Алина тоже все оставила в доме при продаже, но там было такое старье! А здесь не старье, скорее — антиквариат. Мебель из натурального красного дерева. В наше время такую посмотреть — в музей идти надо. Огромный платяной шкаф, отполированный до зеркального блеска, такая же горка для посуды, уютное мягкое кресло на гнутых ножках, обитое терракотовым бархатом с бахромой и кисточками понизу и бокам и вышитой золотой нитью розой на спинке. Кресло стояло напротив огромного, до потолка, зеркала, обрамленного ручной резьбой по дереву и тоже — золоченой, с зеркальным же туалетным столиком. Посреди небольшой комнаты — стол, из того же красного дерева, вокруг — четыре стула с обивкой терракотовым бархатом, но без бахромы и вышивки. Кровать была самая обычная — железная с прогнутой сеткой. Ее разрешали выбросить. Кровати у Алины не было. А диван там не встанет, учитывая необходимость сохранить старую мебель. Еще что Алину удивило — хозяин отказался приехать показывать квартиру. Он оставил ключ соседке напротив.

Покупательница позвонила, дверь открыла молодая женщина в потрепанном ситцевом халатике, за подол которого цеплялся малыш лет трех-четырех.

— Можно ключ? Посмотреть квартиру, — сообщила Алина.

— Как вы мне надоели, — буркнула женщина, ткнула ключ и, закрывая дверь, добавила, — возвращать не надо. Если покупать не будете, захлопните квартиру, если будете, оставьте его себе.

Во время этой тирады малыш дергал мать за подол и лепетал:

— Мама, это новая тетя? Мама, а мы ее еще увидим?

Мамаша, которая вдруг Алине показалась мегерой, буркнула сыну:

— А я почем знаю, — и захлопнула дверь.

В последний момент Алине померещилось, что у ребенка из глаза потекла слезинка кроваво-красного цвета. Передернув от испуга плечами, она открыла нужную дверь. Квартира вообще была странная. Старинная дорогая мебель совершенно не вязалась с оборванными серо-зелеными шторами на окнах, облупившимся беленым потолком и крашеными потрескавшимися стенами. В кухне стоял колченогий шаткий столик, одна поломанная табуретка и газовая плита с крыльями. Она таких и не видела никогда. Стены были так же неприглядны, как и в комнате. Сомнения не оставляли Алину. Она задумалась, хотела уже отказаться от покупки. Сама не знала, что больше ее смущало: кровавая слезинка у соседского ребенка, обшарпанные стены или дорогая старинная мебель. Она положила ключ на стол, повернулась к выходу, и зазвонил телефон. Алина оглянулась. Новенький цифровой аппарат стоял на туалетном столике у зеркала. Еще пятнадцать минут назад его там не было! Она уверена в этом! Алина разглядывала зеркало внимательней всей остальной обстановки потому, что резьба ей показалась особенно искусной. Это была россыпь роз и листьев, переплетающихся стволов. Казалось, что кусты тянутся от столика вверх по зеркалу, оплетают его беседкой и свешиваются вниз буйным цветением. И вот, среди всего этого великолепия, на зеркальной поверхности стола стоит совершенно современный телефонный аппарат. От двери Алине показалось, что золотые розы и листья колышутся, зеркало, находясь в тени, смотрелось темным провалом неведомо куда. Телефон разрывался. Алина подошла, взяла трубку и машинально села в кресло.

Поднести к уху трубку она не смогла: из зеркала на нее смотрела она и не она. Усталые серые глаза в отражении казались голубыми, брови — она никогда их не выщипывала — тонкими, вразлет крыльями, слегка курносый нос — ровным и прямым, обычно безвольные, опущенные вниз губы, сложились в уверенную, чуть насмешливую полуулыбку, отросшие и просившиеся к парикмахеру волосы красиво уложены, поверх ультрамодного сарафана наброшена роскошная полупрозрачная шаль. Но даже не это ее остановило и заставило замереть. За спиной отражалась стена, покрытая ярким панно с пасторальным рисунком пастушки и пастуха в веселом задорном деревенском танце. Алина оглянулась — все та же обшарпанная, буро-зеленая стена. Она забыла о телефоне. Бросила трубку и побежала в прихожую — там тоже висело зеркало. Нет, Алина, как Алина — взбалмошная и растрепанная, как обычно. Усмехнувшись, она подошла к входной двери, и снова раздался телефонный звонок.

Немного посомневавшись, она вернулась, взяла трубку, бархатный мужской голос вкрадчиво произнес:

— Алло, сядьте в кресло, нам надо поговорить.

Голос был так проникновенен, тих и ласков, что Алина послушно села. Видение в зеркале вернулось. Она, не отрывая глаз, смотрела на себя и понимала, что такая и есть, что нужна самая малость — чуть-чуть косметики и столько же уверенности в себе. Но косметика — это принципиально не ее, а уверенности не дала природа. На этот раз трубка была около уха, и она услышала:

— Принцесса, скажите, как долго вас ждать?

— Что? — голос охрип, во рту сразу пересохло.

— Принцесса! Вас так долго нет. Подданные волнуются.

— Что за бред? — она, наконец, пришла в себя.

— Что вы, принцесса, — возразил неведомый голос, — это не бред. Вы же видите себя?

Алина положила трубку на место. Она видела себя, и то, что видела, нравилось ей все больше и больше. Вставать не хотелось. Ведь она снова станет безликой, незаметной даже в своей стильной одежде, на высоченнейших шпильках. Она сидела и смотрела в зеркало. Неожиданно сзади подошел высокий брюнет с яркими голубыми глазами:

— Дорогая, — он наклонился к ее плечу и поцеловал, — пора, ужин подан.

Алина вздрогнула, подскочила, оглянулась. Никого! Да что это? Надо бежать! В этот момент раздался бой часов!

— О Боже, — простонала она, — я совсем забыла!

Алина вспомнила свой разговор с продавцом по телефону. Она должна была прийти в девятнадцать часов, что и сделала, но если она задержится в квартире и часы пробьют двадцать, сделка будет считаться осуществленной! Алина заметалась по комнате. Ключ лежал на столе, она бросилась в прихожую, стараясь успеть до последнего удара, и замерла. Двери не было! Вместо нее стояли огромные напольные часы с блестящими гирями и маятником. Пол оказался покрытым широким ковром, на стенах — гобелены с орнаментом из виноградных листьев. Погас свет. В кромешной темноте Алина видела только маятник, который вспыхнул настоящим пламенем, закачался из стороны в сторону, оставляя за собой дымный след, слышала бой часов. Вот и последний удар. Маятник остановился и погас. Алина вжалась в стену. Она покрылась холодным липким потом. Сердце трепетало в груди, руки и ноги стали ватными и тяжелыми, она медленно сползла по стене на пол. Последнее, что увидела Алина — выплывающие из черного провала комнаты сине-красные огоньки горящих и ничего не освещающих свечей. Алина потеряла сознание.

Открыла глаза. Все тот же потрескавшийся, беленый потолок. Лежала Алина на прогнувшейся ржавой сетке, одна, сквозь уродливые шторы в комнату проникали лучи восходящего солнца. 'Надо же, что приснилось!' — подумала, поднимаясь, и услышала шорох и шум в кухне. Заглянув туда, Алина снова чуть не упала в обморок: на старом поломанном табурете сидел толстый мужчина маленького роста с всклокоченной грязно-бурой бородой и огромной лысиной, которую он тщетно пытался прикрыть, перебросив волосы справа налево. Одет он был в какой-то потрепанный серо-зеленый то ли фрак, то ли сюртук, из-под которого выглядывала несвежая рубашка с замусоленным и сдвинутым в сторону жабо, обут в разные туфли — правая черная с белым носом, левая — наоборот. Он щурил и без того маленькие свиные глаза, криво ухмылялся, прихлебывая горячий кофе из тонкостенной голубой чашечки. Такой кофейный