на колени, с трудом пытаясь поднять бумажный свиток и снова свернуть его. Добрая хозяйка приблизилась к писателю и что-то сказала ему шепотом. Эдгар посмотрел на сыщика, а потом едва заметно кивнул в знак понимания. Хейс воспринял это как знак и тоже встал.
Сыщик стоял у кухонной двери и ждал По, рассматривая задний двор, залитый предвечерним солнцем. Перед ним стояли три небольшие постройки и один большой сарай справа. За ним виднелись загоны для скота, из которых там и сям выглядывали морды животных. Дальше, к железной дороге, протянулись фруктовые сады. Рядом с рекой росли в ряд деревья — защитная лесополоса. В ясных лучах солнца все пространство просматривалось до самой воды. На всей ферме не было ни души, хотя чуть раньше здесь буквально кипела работа.
Главный констебль размышлял. Он думал о том, что при других обстоятельствах мог бы просто с удовольствием сидеть в залитой солнцем гостиной фермерского дома и слушать, как несчастный поэт читает свое стихотворение о черной птице. Пить крепкий индийский чай, жевать горячие лепешки, смазанные вареньем из фруктов, выращенных в саду на заднем дворе. На какой-то миг сыщик забылся: гулкое ощущение одиночества и пустоты внезапно охватило его, чувство потери, бессилия, отчаяния при воспоминании об умершей жене.
Хейс с трудом побрел по шаткой дощатой дорожке, протянувшейся от двери кухни, прислушиваясь к собственным тяжелым шагам, эхом отдающимся в неподвижном воздухе.
Какое-то время он стоял без движения, и именно в этот короткий промежуток почувствовал, что к нему идет По. Детектив обернулся. Да, поэт, одетый в черное, устало брел по двору фермы.
Когда они встали друг напротив друга, сыщик счел нужным принести извинения:
— Я не хотел нарушать ваш покой в воскресенье. — И добавил: — Мистер По, очень рад снова видеть вас. Вы помните меня?
— Разумеется, главный констебль.
Они стояли рядом, но взгляд писателя бродил где-то далеко, словно созерцал что-то невидимое, а Старина Хейс тем временем рассматривал его самого.
— Почему вы избегали меня, пока были в городе?
— Не знаю, о чем вы, — ответил По.
— Я сообщил вашей теще, что хотел бы поговорить с вами.
— Вероятно, это вылетело у нее из головы. Мадди мне ни слова не сказала. Прошу прощения за неудобства. Моя жена сейчас болеет; вы ведь видели, она очень утомлена. Семья только что приехала из Филадельфии. Им показалось, что в городе слишком шумно и грязно. Все как-то неустроенно… — Писатель сделал неопределенное движение рукой, очерчивая пространство вокруг. — А здесь воздух чище. Мы решили, что будет лучше переехать на эту ферму. Помните, мистер Хейс, вы были со мной, когда я впервые оказался здесь?
— Помню, — ответил главный констебль, — как будто это случилось вчера.
— Так что никаких хитроумных планов, — проговорил По, и в голосе его зазвучала грусть. — Я вовсе не бегал от вас. Да и зачем?
— Именно этот вопрос я хотел задать. Можете ли вы объяснить, сэр, почему ваше имя постоянно всплывает в ходе нескончаемого расследования убийства Мэри Роджерс?
Эдгар ответил не сразу, вперив в собеседника пустой взгляд. В окне кухни знаменитый сыщик разглядел миссис Клемм: прижавшись лицом к стеклу, она наблюдала за ними.
— Мое имя назвал вам Джеймс Харпер, верно?
— Почему этот человек старается навредить вам, сэр?
— Месть, — без колебаний произнес По.
— Месть? За что?
— За то, что я посягнул на его вотчину. За то, что я не сдаюсь! Скажу вам так, главный констебль: самый популярный английский писатель в Америке Чарлз Диккенс не получает ни гроша за то, что его произведения публикуются здесь. То же самое относится к Теккерею, Скотту, Булвер-Литтону. Ни гроша. А я, да будет вам известно, не получаю ни единого пенса, публикуясь в Британии, и жалкие пенсы здесь. Поэтому пишу короткие рассказы, а не романы, сэр. Журналы по крайней мере платят. Американские издательства не изъявляют желания платить проценты с продаж, да и вообще хоть какое-то вознаграждение авторам. Особенно нам, американским писателям.
— В самом деле? Почему же?
— Потому что, как я уже сказал, нам некуда деваться. Не существует международного авторского права, которое заставило бы их платить. Мистер Харпер смело, громогласно, объявил над просторами нашей огромной юной страны свое удобное кредо: «Зачем американскому народу платить за собственную литературу, если он может получить ее бесплатно?»
— Вы считаете, именно поэтому он наговаривает на вас, обвиняет вас в преступлении и стремлении уйти от правосудия?
— Можете быть уверены. Издатель пытается отомстить мне, поскольку я борюсь за международное авторское право, сэр. В чем обвиняет меня этот джентльмен? В нарушении его Богом данного права делать деньги? Позвольте, я кое-что скажу вам, мистер Хейс: хотя Харпер и гребет деньги лопатой, он не обнаруживает в себе ни потребности, ни желания защищать американскую литературу. Поддерживать пишущую братию, ратовать за наше достоинство. Знаете, какова его тактика? Наш достопочтенный мэр вербует человека в Лондоне и платит ему щедрое жалованье — разумеется, больше, чем кому-либо из «ремесленников пера». Этот тайный агент обычно является служащим одного из престижных английских издательств. Как только последняя книжная новинка возвращается из типографии в виде гранок, негодяй похищает рукопись и опрометью несется на пристань. Потом книга переправляется через Атлантику на самом быстроходном судне. Покуда груз еще далеко, навстречу ему высылается шхуна. Она встретится с кораблем, прежде чем тот доберется до берега, английскую рукопись погрузят на борт, и шхуна помчится обратно в Нью-Йорк, в нашу столицу книгопечатания. Здесь произведение разделят на сотню кусков, страницы по четыре-пять, не больше. Потом каждый фрагмент отдадут в типографию. Наборщики будут работать целую ночь и к утру закончат. Они встретятся, соберут воедино плоды своих трудов и получат целый том. Книга в формате ин-фолио, без обложки, поступит в продажу к полудню, и ни цента из ее стоимости не достанется автору.
Хейс собирался было что-то добавить от себя, но По был слишком поглощен своей напыщенной речью и отмахнулся от него.
— Так как прибыли огромны, сэр, а риск минимален, все книгопечатание в Америке вращается именно по такой схеме. Нашим издателям не нужны местные авторы, а если их печатают, то платят за это гроши. Самые популярные на сегодняшний день американские писатели — кто они, по-вашему? Ирвинг и Купер — жалкие бездарные бумагомаратели — получают за свои последние творения по тысяче соверенов. А таким, как я, приходится просить подаяния, чтобы не сдохнуть от голода.
Констебль знал, что подозреваемые ведут себя особым образом, когда чувствуют нависшую над ними угрозу. Некоторые сидят с кривой усмешкой на лице, некоторые замыкаются, уходят в себя. В глазах блестит особый огонь. Спины выпрямлены или сутулятся. Порой бедняги переминаются с ноги на ногу, словно им неудобно держать собственный вес. Эмоции могут политься через край. Вы заглядываете им в глаза. И видите там что-то леденящее душу — что это?
Хейс не сомневался, что Ольга права: по уровню интеллекта По считал себя выше всех. Вероятно, он полагал, что никто не способен так логически мыслить. Даже сейчас, во время беседы с ним, главным констеблем Нью-Йорка, на губах писателя играла ухмылка, которую он, казалось, не мог подавить. Но преступник ли этот человек?
— А теперь, сэр, — сказал поэт, — теперь, когда вы понимаете истинные причины отношения ко мне мэра Джеймса Харпера, мы добрались до сути дела. Чего именно вы хотите? Чем я могу помочь?
Хейс слышал и принял как факт, что женщины сразу же начинают испытывать симпатию к Эдгару, а мужчины — нет. Главный констебль погрузился своим открытым, твердым взглядом в проницательные глаза собеседника, в концентрические круги зрачков и радужки, в тусклые черные диски.
И понял, что стоящий перед ним человек действительно не понимает, зачем нужен сыщику. Тогда он достал свой табак, вытряхнул трубку и снова набил. Детектив проговорил:
— Вы не составите мне компанию? Это из магазина Андерсона, первоклассная партия.
