человеком. С кем встречается, куда ходит. Все хочет знать… — продолжал Акбар.
— Японец — наш враг.
— Враг? — удивился Акбар.
— Да…
— Тогда нам нужно держаться с англичанами! — шумно вздохнул Акбар.
Он любил их, англичан. Как и его отец, Барат-хан.
— Значит, тот гость…
— Да, да, Акбар. Нам надо купить слугу японца. Надо узнать, что говорил гость в горячке.
— Слуга… — пожал плечами Акбар, давая понять, о чем может сказать простой памирец, что он запомнил.
— Надо…
— Хорошо, — кивнул Акбар, — я постараюсь…
Махмудбек стал укладываться. Удобнее положил подушки.
— А вчера мы еще проводили гостей… — между прочим сказал хозяин.
— Кого? — насторожился Махмудбек.
— Они мало были. Кажется, братья… Один почти сумасшедший. Глазами сверкает. Зубами скрипит. Кого пугает? Не знаю.
— Другой?
— Другой обыкновенный. Его Шукуром звали… Умывался…
Я видел шрам.
— На правом плече?
— Да… Вы их знаете, господин?
— Знаю… — Махмудбек опять поправил подушку. — Как они попали сюда?
— На самолете, господин. Как важные люди. Это же очень дорого.
— Братья ушли?
— Сразу… Они, наверное, уже у Джанибека. Скоро мы об этом узнаем.
— Как? — невольно вырвалось у Махмудбека.
— Дня через два люди Джанибека придут в Гульташ.
Мы вместе пойдем на базар. Ведь скоро… — Акбар стал по пальцам подсчитывать дни. — Скоро пятница. Там, у дворца Агахана, базар.
За сытным, большим завтраком шел ленивый разговор о жизни в горах. Поднимался ароматный пар над большими кусками баранины с белым рыхлым салом. Баранина была приправлена какими-то травами. И в прозрачном бульоне плавали темные точки тмина, барбариса.
Горячий, наваристый бульон пили короткими глотками.
После такого завтрака можно пускаться в любой трудный путь. Адхам с надеждой поглядывал на Махмудбека. Можно понять его нетерпение. Два-три дня дороги, пусть самой сложной, и он будет на той, родной стороне.
Как себя поведет Адхам?
Махмудбек был почти уверен, что юноша сам пойдет к советским пограничникам и на следствии выложит все факты, имена, даты, которые так старательно запоминал в эти дни.
Так и не узнает Адхам, что за человек, с которым он шел… Будет, наверное, всю жизнь считать Махмудбека злейшим врагом.
Хозяин часто вставал, внимательно осматривал дастархан и уходил в соседнюю комнату. Он приносил новые лаганы, касы, тарелки с другими, более вкусными закусками — печенкой, хаспой — горячими колбасками. В завершение Акбар, вытянув руки, внес лаган с головой барана. Лаган поставили перед почетным гостем и подали ему острый нож. Начался торжественный ритуал. Махмудбек отрезал кусочки и раздавал своим спутникам.
Завтрак явно затягивался. И Адхам уже не скрывал своего нетерпения. Он начинал отказываться от угощений. Прикладывал руку к груди и клялся, что сыт, что уже больше не может съесть ни одной крошки. Хозяин вышел, загремел чайником.
— Мы завтра пойдем… — наконец сообщил о своем решении Махмудбек.
— Почему? — не выдержал Адхам.
— Туда ушел человек. Японец послал. Пусть пока переправит его. Здесь можно лучше отдохнуть, чем у Джанибека, — объяснил Махмудбек.
Адхам вновь вытянулся. Махмудбек заметил за ним эту странность. Так вытягиваются, замирая, школьники, когда услышат что-нибудь интересное. Эту привычку может заметить и Джанибек. Слишком любопытным покажется парень.
Слуга японца прикидывался дурачком. Он делал вид, что ничего не понимает.
— Больного поил, кормил… Плохо ел.
— Когда больной терял сознание, он что-нибудь говорил? — спросил Махмудбек.
— Без сознания? — усмехнулся слуга. — Он бывал без сознания.
Махмудбек вытащил деньги и положил их перед слугой. Тот равнодушно посмотрел на ассигнации.
— Английские… — объяснил Махмудбек.
Парень понимающе кивнул: вижу. Он откровенно набивал цену. Махмудбек положил еще три ассигнации.
— Что нужно знать господину? — деловито спросил слуга.
— Слова, которые ты слышал от больного. Он мог их говорить, когда трепала малярия.
Лицо у парня спокойное, а глаза бегают. Как пуговки, черные, острые глазки. Шныряют глазки… Перескакивают с Мах-мудбека на дверь. Парню надо побыстрей уйти. Сделка состоялась.
— Да, господин… Он часто повторял: Ош, Ассаке, Шамурад.
— Его так звали?
— Нет… Его звали Турсун. А к Шамураду он шел.
Через полчаса пришел Акбар. Он тяжело сел, вытер рукавом лоб. И снова на лбу моментально выступили капли пота.
Хозяин дома сидел перед гостем не шевелясь, замерев, будто в молитве, тупо уставясь на худое, усталое лицо Махмудбека.
— Что случилось? — спросил Махмудбек. — Японец догадался, что его слуга был здесь?
— Японец? — как-то странно переспросил хозяин. — Какой японец? А… японец…
Опять рукавом халата вытер пот.
— Японцу не до нас… — наконец сообщил Акбар. — Плохо с ним. Лежит. А радио все работает. Работает, кричит…
Махмудбек смутно догадался о причине, которая свалила японца. «А радио все работает, кричит!» Неужели…
Он боялся поверить в эту долгожданную весть. Что же могло еще свалить резидента японской разведки!
— Значит… — несмело начал Махмудбек.
— Да… — шумно вздохнул хозяин и вдруг закричал отчаянно, истерически, схватившись за голову руками, покачиваясь: — Да! Русские взяли Берлин. Гитлера нет. В Москве праздник.
Махмудбек рванулся к хозяину, схватил за плечи, потряс.
— Тише, Акбар!
— Я и так тихо жил! Тихо! — надрывался хозяин. — Они обещали, немцы! Все обещали! Столько лет…
— Успокойтесь… Успокойтесь… — машинально повторял Махмудбек.
Он думал о другом. Он немедленно принимал новое решение.
— Не могу! А-а-а! — бился в истерике Акбар. — Всему конец. Большевики в Берлине…
Он начал хлопать ладонями по щекам. Так поступают при известии о гибели близкого.
— Когда это случилось? — спросил Махмудбек.
— Вчера! Вчера! Девятого мая!
