бы тот посмел бросить ее, и было установлено, что именно в то время у нее был револьвер калибра 0,38. Далее стало известно, что подзащитная жила вместе с Этель Билан, квартира которой была смежной с квартирой Сюзанны Гренджер — молодой женщины, привлекшей внимание Дугласа Хепнера и вступившей с ним в контакт.
Эти факты соткали целую паутину косвенных улик, вполне достаточных для передачи дела на рассмотрение большого жюри. Однако их вряд ли хватило бы для вынесения приговора на судебном заседании. Поэтому Мейсон был уверен, что Хэмилтон Бергер, несомненно, держит в резерве улику, которая может решить исход дела. Но ни Перрон Мейсон, ни людям из сыскного агентства Дрейка никак не удавалось выяснить, какова же эта улика. Таким образом, Перри Мейсон впервые в своей практике оказался безоружным, не зная сути обвинения, предъявляемого его клиентке, не зная об улике, которую намеревался преподнести суду прокурор, не зная всей правды о том, что произошло с его подзащитной. Он оказался в таком положении, когда мог рассчитывать лишь на свои силы, на свою наблюдательность, на умение вести перекрестный допрос, с помощью которого ему удавалось добыть нужные ему факты из уст враждебно настроенных свидетелей.
Хэмилтон Бергер, районный прокурор, пылая от возбуждения и предвкушая триумф, открыл судебное заседание. Обрисовав в нескольких фразах положение вещей, он сказал:
— Итак, уважаемые члены жюри, мы выяснили, что ныне покойный Дуглас Хепнер был убит выстрелом в голову из револьвера, принадлежащего подзащитной. Подзащитная умышленно представила себя умственно неполноценной, находящейся в состоянии амнезии, которую можно назвать синтетической амнезией, то есть тщательно продуманной в целях защитить себя от уличающих вопросов, и которую психиатры расценили как чистейшую симуляцию.
— Одну минутку, ваша честь, — вмешался Мейсон. — Мне очень не хотелось бы прерывать вступительную речь районного прокурора, однако защита вынуждена отвести заявления любого психиатра, пытающегося представить себя читателем мыслей. Психиатрия как паука еще не настолько продвинулась вперед, чтобы любой ее представитель мог с уверенностью заявить…
— Я согласен, леди и джентльмены, — вмешался Хэмилтон Бергер, придав своему голосу ласковые нотки. — Я снимаю все своя заявления относительно свидетельства психиатров. Мы пригласим психиатров в суд в качестве свидетелей. Проверим их компетентность и попросим ответить на вопросы обвинения. Мы дадим шанс и защите, а затем предоставим право суду решить правомочность их ответов. А пока, в настоящий момент, я отложу все свои заявления, которые сделал в связи с показаниями психиатров.
Итак, леди и джентльмены, такова в общих чертах картина дела, представленного на ваше рассмотрение. Так как некоторые свидетельские показания могут быть противоречивыми и так как мы хотим содействовать выяснению истины, в настоящее время я не намерен входить в подробности дела.
Воспользовавшись вмешательством Перри Мейсона, Хэмилтон Бергер решил не продолжать слои широкомасштабные обобщения. Он извинился перед членами жюри и сел.
Повернувшись к Полу Дрейку, Мейсон прошептал:
— Заметь, Пол, он заявил, что пуля была выпущена из револьвера подзащитной.
В это время поднялся судья Моран и обратился к Мейсону:
— Не желает ли защита сделать какое либо заявление?
— Нет, ваша честь, — ответил Мейсон, — я оставляю за собой право сделать заявление позже. Возможно, я откажусь от него вовсе. Однако я полагаю, что жюри целиком и полностью осознает возложенную на обвинение ответственность, связанную с безусловным доказательством вины подзащитной. Если обвинение не сможет этого сделать, защита непременно воспользуется случаем и вообще не будет представлять каких-либо доказательств.
— Это что, вступительное заявление? — спросил Хэмилтон Бергер.
— Нет, — ответил Мейсон, — это заявление для членов суда.
— Значит, защита не собирается представлять каких-либо доказательств?
— По крайней мере, до тех пор, пока вы не представите серьезных улик. Закон предполагает невиновность подзащитной.
— Достаточно, джентльмены, — вмешался судья Моран. — Мне бы не хотелось, чтобы члены суда спорили между собой понапрасну. Прошу свои замечания адресовать только суду. Господин обвинитель, защита отказывается от заявления. Прошу пригласить первого свидетеля.
Хэмилтон Бергер поклонился, и на его устах заиграла улыбка, как бы показывая, что ничто не в состоянии поколебать его прекрасного расположения духа.
— Мой первый свидетель, — заявил он, — Рэймонд Орла.
Рэймонд Орла произнес клятву и сообщил, что является помощником следователя, что его вызвали в парк Сьерра Киста, где в 9.45 вечера 17 августа было обнаружено тело Дугласа Хепнера. Он сделал все, что при этом полагается, а также несколько снимков. Он изучил все фотографии, запечатлевшие место и положение тела. Он произвел осмотр трупа, не трогая его до тех пор, пока не были сделаны фотоснимки. Затем тело было доставлено в следственную лабораторию, где с него сняли одежду и произвели вскрытие. Различные стадии вскрытия были также зафиксированы на фотопленке.
Орла показал, что в затылке покойного было обнаружено пулевое отверстие, что, за исключением нескольких синяков, никаких других телесных повреждений или следов насилия не было. Он сообщил также, что хирург, производивший вскрытие, извлек пулю из головы убитого.
— Это все, — сладким голосом произнес Хэмилтон Бергер. — Не знаю, желает ли адвокат задать вопросы.
— О, всего один или рва вопроса, — небрежно произнес Мейсон. — Куда девалась одежда, которую носил покойный?
— Ее сложили и убрали в ящик в кабинете следователя. Она и сейчас находится там, — ответил Орла.
— Все предметы туалета защита может исследовать в любое время, — вмешался Хэмилтон Бергер. — Я дам распоряжение следователю оказать вам содействие в этом вопросе. Вы можете ознакомиться с вещами в любой час дня или ночи. — И районный прокурор изобразил легкий поклон как бы в ожидании аплодисментов за свой благородный поступок.
— А где находятся личные вещи, я имею в виду предметы, находившиеся в карманах одежды? — задал вопрос Мейсон, игнорируя замечание прокурора.
— У меня есть их перечень, — ответил Орла, доставая из кармана записную книжку. — В кармашках убитого находились следующие предметы: записная книжка, водительские права, авторучка, кожаный футляр с четырьмя ключами, носовой платок, один доллар и девяносто шесть центов мелочью, серебряный портсигар с шестью сигаретами.
— И это все? — спросил Мейсон.
— Да, сэр. Все.
— Где сейчас эти предметы?
— В кабинете следователя.
— Я намерен просить, чтобы их внесли в список вещественных доказательств, — сказал Мейсон. — Мне думается, они могут представлять важность, особенно записная книжка.
— Записная книжка была совершенно чистой, — заметил Орла.
— Вы имеете в виду, что в ней не было никаких записей?
— Абсолютно никаких. Страницы совершенно чистые. У записной книжки кожаная обложка с отделением для водительских прав и вставные странички. Очевидно, исписанные страницы были незадолго перед смертью ее владельца заменены новыми. Правда, там видно несколько царапин, сделанных пером авторучки.
— А водительские права? Что с ними? — спросил Мейсон.
— Они находились в книжке.
— Если суд не возражает, — сказал Мейсон, — я бы хотел немедленно приобщить эти предметы к вещественным, доказательствам защиты.
— Ваша честь, — обратился к судье Хэмилтон Бергер, — я полагаю, что суд присяжных не будет возражать, если мы продолжим работу вопреки задержке со стороны защиты. Я не считаю нужным
