Мейсона.
Она остановилась в нерешительности, поглядывая то на Перри Мейсона, то на Хемилтона Бергера.
— Нет, нет, — протестующе произнес прокурор, — вы свидетель обвинения. Мы предоставим вам возможность честно и прямо изложить факты. Я прошу вас успокоиться.
Мейсон встал со своего места и направился к Сюзанне Гренджер.
— Если Хэмилтон Бергер намерен вызвать вас в свидетельскую ложу для того, чтобы вы поведали нам о том, что произошло в действительности, то можете быть уверены, что я не допущу этого, мисс Гренджер. Однако, если вы рассчитываете защитить свою репутацию, я буду только приветствовать…
В этот момент судебный пристав приблизился к говорящим и оттеснил Мейсона от свидетельницы.
Хэмилтон Бергер, воспользовавшись моментом, увлек Сюзанну Гренджер подальше от Мейсона и направился с ней в комнату для свидетелей.
Адвокат смирился, бросил взгляд в сторону Пола Дрейка и весело подмигнул ему. Он повернулся и спокойно пошел к своему столу, за которым сидела его подзащитная.
Мейсон наклонился и прошептал на ухо Элеонор:
— Что все это значит? Почему Ричи был в квартире Гренджер?
— Понятия не имею. Может быть, он влюбился в нее? — ответила она также шепотом.
Мейсон нахмурился.
— Вы полагаете, что он ревновал ее к Дугласу Хепнеру?
— Да нет, — сказала она, — Дуг не был в интимной связи с Сюзанной. Он просто пытался раздобыть через нее информацию. Он назначал ей свидания, приглашал куда-нибудь, и только.
Мейсон снова посмотрел туда, где стоял Пол Дрейк.
— Пол, — попросил он, — попробуй приоткрыть дверь в свидетельскую комнату. Я хочу знать, в дружественной ли обстановке проходит беседа. Мне важно увидеть выражение лица Сюзанны, когда она будет выходить оттуда.
— Сейчас узнаю, что можно будет сделать, — ответил Дрейк, — но предупреждаю — близко к двери мне подойти не удастся. Там целая команда горилл охраняет покой своего разгневанного вожака.
Несколько минут спустя в зал с папкой под мышкой вошел доктор Оберон. Судебный пристав пригласил присяжных и судью, которые быстро заняли места за столом.
— Где обвинитель? — спросил судья Моран.
Один из помощников прокурора взглянул на дверь, ведущую в комнату свидетелей. В его движениях, взгляде сквозило явное беспокойство и даже тревога.
— Господин районный прокурор сейчас будет, — сказал он. — Но, насколько мне помнится, защита намеревалась задать несколько вопросов доктору Оберону. В отсутствие прокурора я и мой коллега будем представлять обвинение.
— Хорошо, — согласился судья Моран. — Я полагаю, ни у кого нет возражений допросить доктора Оберона?
Мейсон пристально посмотрел на свидетеля.
— Насколько мне помнится, доктор, вы заявили, что причиной смерти явилась пуля, выпущенная из револьвера калибра ноль тридцать восемь и застрявшая в полости мозга?
— Вы совершенно правы.
— Проводили ли вы исследование в целях определения причин, вызвавших смерть?
— Не понимаю. Что вы имеете в виду?
— Я хочу обратить ваше внимание на фотографию, сделанную во время вскрытия. На ней видна правая рука пострадавшего и два крошечных пятна на ней. С какой целью сделана эта фотография?
— Именно из-за этих пятен.
— Это вы распорядились сделать этот снимок?
— Да, сэр.
— А почему?
— Ну, видите ли, пятна были… Я полагал, что такой снимок стоило сделать. Я считаю, что при вскрытии следует фиксировать любую аномальность, а тем более в случаях убийства.
— Скажите, что вы находите аномального в этих пятнах?
— Они напоминают проколы кожи.
— Почему вы сразу не сообщили об этом, доктор?
— Меня об этом не спрашивали.
— Скажите, доктор, если человек правша и пользуется шприцем, наверное, он сделал бы себе укол на левой руке, как вы думаете?
— Конечно.
— Значит, вы полагаете, что эти проколы сделаны гиподермической иглой?
— Вполне вероятно.
В это время Бергер на цыпочках вошел в зал и занял место за столом между двумя своими помощниками. Его лицо пылало. Он был зол.
— Скажите, вы исследовали труп на предмет присутствия в нем морфия?
— спросил Мейсон, когда районный прокурор устроился в своем кресле.
— Нет.
— А на предмет содержания других наркотических средств?
— Нет. Я только определял причину смерти.
— Скажите, доктор, если сейчас провести эксгумацию тела, можно обнаружить в нем следы морфия?
— Дайте подумать. Когда произошло убийство?.. Да, я думаю, что можно.
Мейсон обратился к судье.
— Ваша честь, — сказал он, — я прошу вашего согласия на проведение эксгумации тела. Я подозреваю, что в момент смерти Дуглас Хепнер находился под действием морфия, который ему ввели те, в чьи руки он попал.
— У вас есть основания для такого утверждения? — спросил судья Моран.
— Много оснований, — ответил Мейсон. — Что было найдено в карманах пострадавшего? Сколько денег в банкнотах? Странички записной книжки, на которых имелись записи, исчезли, а вместо них вставлены новые листы. У пострадавшего были сигареты в серебряном портсигаре, но не было ни спичек, ни зажигалки. Одним словом, ничего такого, с помощью чего он смог бы зажечь сигарету. Не было и перочинного ножа. Я полагаю, что перед смертью Дуглас Хепнер оказался чьим-то пленником.
— Одну минуту, одну минуту, — со злостью выкрикнул Хэмилтон Бергер, вставая с кресла. — Все это лишь заявления, не подтвержденные фактами. Это домыслы защиты, которые невозможно доказать.
— Их действительно нельзя будет доказать, если мы похороним доказательства, — возразил на выпад Мейсон.
— Совершенно согласен, — отметил судья Моран. — Даже в том случае, если окажется, что пострадавший действительно получил дозу морфия, остальные утверждения доказать не представится возможным.
— Нет, это можно сделать с помощью тех фактов, которые я намерен представить в качестве доказательств, — твердо сказал Мейсон.
— Разрешение на эксгумацию дается только в крайних, я бы сказал чрезвычайных, обстоятельствах, — пояснил судья Моран и обратился к доктору Оберону: — Доктор, вы лично видели эти проколы на руке?
— Да, сэр.
— Что дало вам основание предположить, что они являются следами от иглы шприца?
— Состояние кожного покрова руки и характер проколов. Они могли быть сделаны только такой иглой и притом… незадолго до смерти.
— Тогда почему вы не пытались определить, какой препарат был введен?
— Я… мне сказали не делать этого.
