— Не бойтесь меня, камрад, — проговорил человек.
Присмотревшись, Юрген узнал Лукашонка, недавно появившегося в бактериологическом центре.
Лукашонок все исполнил в точности, как велел Федор Иванович. Он не отходил от начиненных взрывчаткой кормушек. Ушел в свой барак лишь за десять минут до взрыва. Потом он видел, как гестаповцы расстреливали людей, пытавшихся приблизиться к воротам, и понял, что обречен: внутри смерть от бацилл Штайница, снаружи смерть от пуль Грюндлера. И он решил делать то, что только и мог делать человек в его положении: ходил по уцелевшим помещениям и поджигал все, что мог. Пусть горит, пусть начисто сгорит эта фабрика смерти…
— Вы законченный болван, Грюндлер! Бездарность! Тупица, — вылезая из подкатившего «мерседеса», кричал взбешенный Штайниц.
— Вас надо расстрелять или повесить. Вы нанесли урон рейху больше, чем все наши враги, вместе взятые!..
Было утро, пожар уже унимался, и Штайниц видел, какой непоправимый урон нанесен бактериологическому центру. Но сейчас его больше всего интересовала коричневая кожаная папка, лежавшая в сейфе. В ней находились итоги его труда, все расчеты, по которым можно было бы, пусть и не скоро, воссоздать бактериологическое оружие. Если бы ее достать? Можно послать кого-либо в противогазе с приставкой. Но на кого положиться?
— Кто там остался? — спросил Штайниц своего ассистента.
— Трудно сказать, — пожал плечами Нушке. И спохватился: — Доктор Лаутербах там. Он дежурил по лаборатории.
Штайниц терпеливо дождался, когда Юрген вышел во двор, окликнул его.
— Слушайте меня внимательно, дорогой Юрген. Вы опасно заражены, но я спасу вас! Если вы поможете мне извлечь из сейфа коричневую папку. В ней все расчеты. Вот ключи… ― Штайниц достал из кармана связку ключей в кожаном футлярчике и бросил ее к ногам Лаутербаха.
Юрген молча долго смотрел на ключи, затем поднял их а направился в лабораторию.
Прошло не меньше получаса, прежде чем он вышел. Штайниц облегченно вздохнул, увидев в руках заветную коричневую папку. Нушке с полунамека понял шефа, метнул к Лаутербаху тонкую упругую веревку. Юрген взял конец и привязал папку. Нушке потащил веревку на себя, подтянул папку к ногам шефа.
Штайниц натянул на руки резиновые перчатки, извлек флакончик с дезинфицирующей жидкостью, которую всегда носил при себе, вылил часть содержимого на перчатки, тщательно растер. Потом наклонился, отвязал папку, приоткрыл ее и вскрикнул: она была пуста.
— Где мои расчеты? — крикнул Штайниц срывающимся голосом.
— Я их сжег, — ответил Лаутербах. И открыто пошел к воротам. Под пули…
Евгений Гуляковский
Белые колокола Реаны
1
Колония расположилась в долине Трескучих Шаров. Только раз в восемь лет набирали силу для цветения эти странные растения. Раз в сезон наполнялись соком их могучие стебли, несущие на шестиметровых венчиках огромные мятые баллоны спороносов, и тогда без маски нельзя было выйти из коттеджа. Одуряющий запах непостижимым образом проникал сквозь биологическую защиту и сложную систему химических фильтров. В такие ночи Дубров плохо спал. Пронзительный тревожный запах забирался в его сны и звал из коттеджа в долину, туда, где ветер, разогнавшись в ущелье, сталкивал друг с другом гигантские белые погремушки. Ему снилось, что это звонят колокола его далекой родины. Белые колокола.
Высоко в небе Реаны прочертила свой след падучая звезда. Она летела медленно, роняя колючие искры, словно капли голубой воды. Дуброву казалось, что он видит звезду сквозь плотно сжатые веки и потолок коттеджа. Галлюцинации в период цветения шаров обладали резкой, убедительной силой, к тому же они всегда имели прямую связь с реально происходящими событиями.
Дубров рывком поднялся с постели и нащупал выключатель рации. В шестом квадрате чуткие усики локаторов нащупали ракетную шлюпку… Дубров вздрогнул и, не поверив себе, сравнил цифры, появившиеся на информационном табло, с данными компьютера. Ошибка исключалась. Это был все-таки ракетный шлюп. Радиограмма достигла Земли поразительно быстро. А это означало, что его немедленно отстранят от должности и в ближайшие дни он навсегда покинет Реану, а следовательно, никогда больше не увидится с Велдой. Было еще и в-третьих… В-третьих означало, что загадка Трескучих Шаров никогда не будет разгадана. Любому человеку для того, чтобы подойти к решению так близко, как это удалось сделать ему, потребуется не меньше восьми лет. Сезон цветения шаров кончится через два месяца, а до следующего сезона колония на Реане наверняка будет свернута.
Инспектор внеземных колоний был сух, официален и почти скучен. На его острых скулах выступила рыжая щетина, и Дубров неприязненно подумал, что для инспектора Реана всего лишь глухая провинция.
В руках инспектор вертел маленький серебряный карандаш. Дубров пристально следил за мельканием блестящей палочки, стараясь взять себя в руки и подавить неуместное сейчас раздражение. — вам известно правило, запрещающее контакт с биоценозом чужих планет?
— Я знаю наизусть тридцать второй параграф колониальной инструкций.
— Прекрасно. — Инспектор устало растер виски. — В таком случае я хотел бы выслушать, чем вы руководствовались, нарушив его.
— Вряд ли вы меня поймете. Для того чтобы понять, нужно прожить здесь лет десять. Параграф нарушен. Я согласен принять на себя всю ответственность, разве этого не достаточно?
— Мне необходимо знать мотивы, которыми вы руководствовались. Не всегда инструкция отражает объективные условия конкретной планеты. В таком случае, если доводы обоснованны, мы изменяем инструкцию. Итак, ваши мотивы?
Дуброву стало скучно. Разговор потерял смысл. Мотивы…
Как будто он мог рассказать об этом, как будто это можно было понять, не испытав самому.
— Масло трескучек не наркотик. — Он произнес это тихо и убежденно, не надеясь, что ему поверят.
Ротанов закончил расследование поздно вечером. Он сложил кристаллограммы с записью показаний очевидцев в сейф, выключил автоматического секретаря и прошел в тамбур. Загорелось табло с надписью «Наденьте маску». Противный привкус ментола, пробившись через мундштук, вызвал у него легкий приступ тошноты. Двойная дверь со скрипом ушла в сторону, и он шагнул на тропинку, ведущую к коттеджу Совета старейшин. Ему предстоял еще один неприятный разговор. Он прошел через площадку, сплошь забитую зеленой ботвой огурцов и редиса. Земные овощи легко освоились с непривычной почвой. В этой долине все росло удивительно бурно, хотя остальная поверхность планеты представляла собой бесплодную пустыню. Собственно, именно этот фактор определил судьбу колонии. Десять лет люди топтались в долине трескучек, так и не сумев сделать ни одного шага наружу. Резервация-вот что это такое. Резервация, не имеющая
