остатками чая. На маленькой овощной грядке за домиком Хагрида росла дюжина самых больших тыкв, какие только видел Гарри. Каждая была размером с большой валун.
«Хороши, а? – счастливо спросил Хагрид. – Для Хэллоуина… к тому времени будут размером что надо».
«Чем ты их подкармливаешь?» – поинтересовался Гарри. Хагрид оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что они одни.
«Ну, я им… это… чуть помогал…» Гарри заметил, что к задней стене хижины прислонён розовый в цветочек зонтик Хагрида. У Гарри уже и раньше имелись все основания полагать, что этот зонтик был не тем, чем казался; у него было сильное подозрение, что внутри зонтика спрятана старая школьная палочка Хагрида. Хагриду не полагалось использовать магию. Он был исключён с третьего курса Хогвартса, но Гарри так никогда и не узнал почему – при любом упоминании об этом Хагрид громко откашливался и становился на удивление глух до тех пор, пока тема не сменялась.
«Заклинание распухания, полагаю? – Эрмиона наполовину возмущалась, наполовину веселилась. – Ну, ты хорошо над ними потрудился».
«Так и твоя младшая сестричка сказала, – кивнул на Рона Хагрид. – Только вчера её повстречал, – тут Хагрид мельком глянул на Гарри, и его борода мелко затряслась. – Сказала, что осматривала территорию, но, полагаю, она надеялась натолкнуться в моём доме на кое-кого-другого, – он подмигнул Гарри. – Я так думаю, она бы не стала сильно отказываться от подписанной…»
«Ой, замолчи», – воскликнул Гарри. Рон фыркнул от смеха, и на землю посыпались слизняки.
«Аккуратнее!» – зарычал Хагрид, оттаскивая Рона от своих бесценных тыкв. Поскольку было почти уже время обедать, а Гарри с рассвета проглотил только кусочек помадки, ему захотелось есть. Они распрощались с Хагридом и отправились обратно в замок. Рон время от времени икал, но из него вылетело только два очень маленьких слизнячка. Едва они ступили в прохладный вестибюль, как раздался голос:
«Вот и вы, Поттер, Висли, – к ним со строгим видом направлялась профессор Мак-Гонагалл. – Вы оба отработаете свои наказания этим вечером».
«Что нам нужно сделать, профессор?» – спросил Рон, нервно подавляя очередной приступ.
«Ты с мистером Филчем будешь чистить серебро в Призовой комнате, – сказала профессор Мак- Гонагалл. – И никакой магии, Висли – потрудись».
Рон сглотнул. К дворнику Аргусу Филчу питал отвращение каждый ученик в школе.
«А ты, Поттер, будешь помогать профессору Локхарту отвечать на письма от поклонников», – продолжала профессор Мак-Гонагалл.
«О нет, профессор, можно, я тоже пойду в Призовую Комнату?» – в отчаянии сказал Гарри.
«Конечно нет, – отрезала профессор Мак-Гонагалл, приподняв брови. – Профессор Локхарт специально просил тебя. Ровно в восемь, оба». Гарри и Рон вошли в Большой Зал в подавленном настроении, на лице у Эрмионы ясно читалось «ну-вы-же-нарушили-правила». Гарри даже не так сильно обрадовался картофельной запеканке. И ему, и Рону казалось, что самая худшая доля досталась именно ему.
«Филч меня там продержит всю ночь, – тяжело вздохнул Рон. – И никакой магии! Да там больше сотни кубков, в этом зале. Не так уж я силён в чистке маггловским способом».
«Всегда готов поменяться, – глухо заметил Гарри. – Я достаточно наупражнялся у Десли. Отвечать поклонникам Локхарта… он – это кошмар…»
Субботний вечер словно растаял, и вот, казалось, и часа не прошло, а было уже без пяти восемь, и Гарри поплёлся по коридору четвёртого этажа к кабинету Локхарта. Он стиснул зубы и постучал. Дверь моментально распахнулась. Локхарт сиял от радости.
«А, вот и наш шалопай! – воскликнул он. – Проходи, Гарри, проходи…» На стенах ярко блестели в свете множества свечей бесчисленные фотографии Локхарта. Некоторые из них были даже подписаны. Такие же большой кучей лежали на столе.
«Ты, пожалуй, будешь надписывать адреса на конвертах! – велел Гарри Локхарт, как если бы это было неслыханным одолжением. – Это первое – для Глэдис Гаджен, всех ей благ… большая моя почитательница…» Минуты еле тянулись. Гарри утопал в монологе Локхарта, временами вставляя:
«Ммм…»,
«Точно…» и
«Да-да…». Порой до него доплывали фразы типа:
«Слава – преходяща, Гарри» или «Знаменитостями не рождаются, а становятся, помни об этом».
Свечи всё оплывали и оплывали, заставляя блики плясать на наблюдавших за ними шевелящихся лицах Локхарта. Гарри занёс нывшую руку над, наверное, уже тысячным конвертом, надписывая адрес Вероники Сметли. Пусть уже будет время уходить, думал несчастный Гарри, ну пожалуйста, пусть уже будет время…
И тут он услышал нечто – нечто совсем не похожее на шипение догорающих свечей и болтовню Локхарта о своих поклонниках. Это был шёпот, шёпот, который пробирал до мозга костей, шёпот, полный невероятной, ледяной злобы.
«Приди… приди ко мне… Дай мне разорвать… Дай мне разодрать тебя на куски… Дай мне убить тебя…» Гарри резко подпрыгнул, и огромная сиреневая клякса растеклась по названию улицы Вероники Сметли.
«Что?» – громко вскрикнул он.
«Конечно! – сказал Локхарт. – Шесть месяцев на вершине в списке бестселлеров! Побивая все рекорды!»
«Да нет же, – перебил Гарри. – Этот шёпот!»
«Пардон? – Локхарт поглядел на него озадаченно. – Какой ещё шёпот?»
«Тот, тот, что сказал – вы его не слышали?» Локхарт глядел на Гарри в изумлении.
«Да о чём это ты, Гарри? Может, ты чуть вздремнул? Великий Скотт – ты погляди на время! Мы тут уже почти четыре часа! Никогда бы не поверил – как время-то летит, правда?» Гарри не ответил. Он напрягал уши, чтобы снова услышать шёпот, но до него не доносилось ни звука, за исключением рассуждений Локхарта о том, что ему не следует рассчитывать на такое обращение всякий раз, когда он получает наказание. Гарри ушёл в сильном удивлении. Было уже так поздно, что гостиная Гриффиндора была почти пуста. Гарри пошёл прямо наверх, в спальню. Рон ещё не вернулся. Гарри натянул пижаму, улёгся в кровать и стал ждать. Через полчаса явился поглаживающий правую руку Рон, привнеся с собой в тёмную комнату сильный запах полироли.
«Все мышцы свело, – простонал он, рухнув в постель. – Четырнадцать раз он заставлял меня надраивать этот квиддитчный кубок, пока не успокоился. А ещё у меня был ещё один приступ слизнеизвержения над Специальной наградой за заслуги перед школой. Сколько же времени нужно, чтобы вышла вся эта слизь… А как прошло с Локхартом?» Тихо, чтобы не разбудить Невилла, Дина и Шэймуса, Гарри рассказал Рону всё, что услышал.
«И Локхарт сказал, что ничего не слышал? – спросил Рон. Гарри увидел в лунном свете, как он нахмурился. – Думаешь, он врал? Но я не понимаю – ведь даже кому-то невидимому потребовалось бы открыть дверь…»
«Знаю, – сказал Гарри, откидываясь в своей кровати под балдахином и глядя на полог. – Я тоже не понимаю…»
Глава восьмая. Годовщина смерти
Наступил октябрь и нагнал промозглой сырости в замок и его окрестности. У мадам Помфрей, медсестры, прибавилось работы из-за внезапной вспышки простуд среди учителей и учеников. Её перцовое зелье действовало безотказно, хотя из ушей выпившего его и шёл потом дым несколько часов кряду. В Джинни Висли, выглядевшую бледной, Перси влил несколько капель насильно. Пар, валивший из- под её огненных волос, создавал впечатление, что вся её голова пылает. По окнам замка день за днем без конца барабанили дождевые капли размером с пулю; вода в озере поднялась, клумбы превратились в грязевые потоки, а тыквы Хагрида выросли размером с сарай. Тем не менее энтузиазм Оливера Вуда по поводу регулярных тренировок совершенно не подмок, и именно поэтому поздним вечером, в один из ненастных субботних вечеров за несколько дней до Хэллоуина, Гарри возвращался в гриффиндорскую башню, до костей промокший и заляпанный грязью… Но даже если не вспоминать про дождь и ветер, это была невесёлая тренировка. Фред и Джордж, шпионившие за командой Слитерина, видели воочию скорость новых «Нимбус-2001». Они сообщили, что слитеринцы ну просто как семь зеленоватых всполохов, ракетами
