– Устроители этого парада планет, кто же еще. Они не только предусмотрели возможность уничтожения системы, но, похоже, заранее расставили съемочную аппаратуру. Уж если гробить все это богатство, то хоть полюбоваться напоследок… Поразительная расчетливость!
– Не мешайте! – одернула их Дарья.
Чудовищное представление между тем продолжалось. Три ближние планеты одновременно охватила дрожь. Они завибрировали, угрожающе сближаясь, а их воздушные оболочки вспыхнули, словно сверхновые, ярким, чистым, белым огнем. Мгновенно выгоревшая атмосфера превратила уютные землеподобные объекты в три спекшихся шара, покрытых черной коркой, однако планеты еще жили. Двигаясь по спиральным орбитам различной крутизны, они неумолимо сходились к одному и тому же сектору, пока еще пустому, но грозящему стать местом глобальной катастрофы.
Вскоре горелые шарики встретились: сначала столкнулись два, потом, через какое-то мгновение, в этот тандем влетел и третий. Догнавший объект разбил две слипшиеся планеты на невообразимое количество мелких и средних осколков, а сам, изменив траекторию, направился прямиком к звезде. Если бы не это столкновение, планета могла бы провести на ниспадающей орбите неделю, а то и месяц, теперь же ее финал стал вопросом нескольких часов. Впрочем, разницы не было: все живое, обитавшее на этом небесном теле, либо погибло во взрывном урагане, либо задохнулось без кислорода, либо сгорело в невидимом горниле жесткого излучения звезды.
Образовавшаяся в орбитальном кольце пустота в невообразимо короткий срок заполнилась перераспределившимися спутниками светила. Оставалось лишь гадать, какие катаклизмы разворачивались на планетах, в считанные минуты увеличивших дистанцию и вновь разлетевшихся на равном удалении друг от друга. Звездная система, подорванная изнутри и уже вряд ли жизнеспособная, все еще продолжала бороться за существование, словно неразумный, но обладающий неистребимой волей гигантский организм.
На экране появилась новая планета – догнав узилище с тремя исследователями во чреве, она как будто застопорилась. Масса занявшей свою нишу в рассыпающемся «ожерелье» планеты из движителя сразу превратилась в тормоз, и объект заколебался в гравитационных качелях. Этого нельзя было сказать об атмосфере: ничем не прикрепленная к поверхности, она по инерции рванулась дальше, сползая с зеленого шара огромной голубой каплей. Отделившись от планеты, газ сам на мгновение превратился в шар, затем начал вытягиваться в веретено. Неизвестно, какую форму могла бы принять «сбежавшая» атмосфера, возможно – вернулась бы к капле, возможно – попросту испарилась бы в космос, однако предоставлена сама себе она была недолго. Вода, взметнувшаяся, как волосы на ветру, покинула планету и догнала не успевший рассеяться воздух.
Вид выплеснувшихся океанов завораживал. Дарья, Матвей и Шуберт зачарованно наблюдали за тем, как в черной пустоте сталкиваются и перемешиваются две стихии, два разных состояния вещества. Образовавшийся шар, примерно в одну десятую от объема планеты, покрылся воронками вихрей и пенными гребнями волн, о мощи и высоте которых можно было только догадываться. Постепенно на поверхности газожидкостного образования стали преобладать грязно-серые цвета – капля замерзала. Борисову казалось, что он чувствует кожей, как скрипят и стонут тысячетонные глыбы льда, как они находят одна на одну, крушат друг другу бока и лопаются на острые куски – но лишь затем, чтобы уйти под воду и вновь сплавиться в исполинский кристалл.
Будто насытившись этим зрелищем, экран своевольно переключился и показал другую планету – насколько удаленную от станции, сказать было трудно. На новом объекте находилось около двадцати небольших материков, расположенных в умеренной зоне по обе стороны от экватора. Внезапно, как показалось наблюдателям – без всякой зримой причины, в центре одного из участков суши возник длинный прямой разлом, прошедший от экватора к полюсу. Камера слежения, словно подгадав, зависла точно над этим квадратом, поэтому изображение было крупным и предельно четким. Невероятная трещина длиной никак не меньше пяти-семи тысяч километров вздыбила левый край и медленно двинулась на запад. В планетарной коре все шире открывалась алая рана, из которой в обратном направлении, на восток, тянулся непроницаемый шлейф дыма и гари. Западная сторона разлома, повинуясь непостижимым тектоническим силам, уходила все дальше, сгребая верхние слои почвы подобно ползущему леднику. Чудовищный черный вал перед трещиной достиг береговой линии и начал ссыпаться в океан. Тот, в свою очередь, исторг километровую волну и выбросил разрушительное цунами на следующий материк, расколовшийся с севера на юг. Нож невидимого бульдозера, принимающего облик то треснувшей базальтовой платформы, то водяной стены, многократно обошел планету, срывая материки, сбрасывая их в океан, перемешивая воду и сушу и превращая их в некую однородную массу.
Система слежения вновь переключилась на другой объект, будто стремилась насладиться бесконечностью и разнообразием катастроф и продемонстрировать все эти ужасающие явления гипотетическим зрителям. Знала ли эта система, что за гибелью планетарного кольца наблюдают трое человек, или же она действовала вслепую, по заложенной программе, – было неизвестно, однако она вновь предложила другое зрелище, и люди опять стали свидетелями очередного катаклизма.
На этот раз в кадр попал шарик, почти добравшийся до звезды. Вокруг планеты уже не осталось ни оболочки, ни радиационного пояса, рисуемого компьютером в виде легкого тумана. Он словно бы слился воедино с оболочкой солнца. Впрочем, планета – раскалившаяся и полностью потерявшая скорость – была еще самостоятельным объектом, пусть и безоговорочно обреченным. Она по крайней мере сохраняла свою исконную форму, выпирая из бушующей короны темным волдырем, – до тех пор, пока звезда вдруг не выбросила мохнатый разлапистый протуберанец и не поглотила планету целиком, следствием чего явилась ослепительная вспышка, тысячекратно более сильная, чем любой сильнейший хромосферный факел, и в пространство протянулись десятки гигантских протуберанцев. Все это происходило на другой стороне светила, и когда исчез, вероятно сгорел, прибор прямого слежения, наблюдатели осознали, что им исключительно повезло. Огненный шторм сжег не только все телекамеры в секторе примерно на сто градусов вокруг, но и атмосферные оболочки, воду и почву доброго десятка соседок той несчастной планеты, что так резко простимулировала в звезде процессы ядерного синтеза. Будь «солнечный удар» направлен в сторону черной станции-планеты… Все трое разведчиков одновременно поежились.
Другой объект, на противоположном радиусе от растворенной в солнце планеты, третий слева от неуправляемого пристанища разведчиков, наоборот, все больше удалялся, постепенно замедляя вращение и словно бы втягивая атмосферу в недра. На самом деле воздух, кристаллизуясь, оседал на поверхности, переставая быть воздухом как таковым и, аналогично прочим вариантам планетарной гибели, уничтожая все живые организмы, некогда населявшие небесное тело.
– Что же это происходит? – озадачился Матвей. – Падение галактики?
– Сбой в механике… вечности… – пробормотала Дарья, нежными пальчиками неожиданно легко отгибая металлические полоски и тем самым значительно увеличивая обзор.
– Скорее массовый прорыв сквозь солнце, внеплановый… – Шуберт указал на одну из пылающих всей атмосферой планет.
– Вот ведь как, люди умерли, может быть, миллион лет назад, а война все еще идет. – Матвей тяжело вздохнул. – Война мертвых… Кому она теперь нужна? Столько добра погибает…
– Нет, в общем-то все верно. – Борисов изящно махнул рукой. – Не нами построено, не нам и сливки снимать. Но все равно обидно.
– Меня беспокоит, что нас так слабо трясет, – вдруг заявил Матвей.
– Ты что, давно желудок не промывал? – удивился мастер. – Зачем тебе тряска?
– Ненормально это, а все ненормальное меня тревожит.
– Ну, значит, демпфер у корабля хороший, все колебания компенсирует, – пожал плечами Борисов. – Не о том печалишься, лейтенант. Лучше подумай, как это все остановить… Хотя что тут уже останавливать?
– Нас, – робко высказалась Даша. – Нам ведь надо еще до «Японца» добраться. Там же лифты, а если вдруг эта станция начнет разрушаться, они могут выключиться, и мы не успеем…
– Да, двести уровней вниз, а потом семьсот вверх – это почти марафон, – согласился Шуберт. – Ты смотри: женщина, а соображает!
– Все, хорош трепаться, Шаляпин! – Матвей почему-то воспринял выпад в адрес Даши как маленькое, но личное оскорбление. – Веди.
