– Потому что он Риан, старейший проводник и учитель, – сердито фыркнула Ника, снова прожигая взглядом Хо. – И гений к тому же.
– Я тоже их читаю неограниченно, – почти обиделся Эл.
– Магистр, ты у меня вообще неподражаемый, – смиренно извинилась она.
– Принято, – голос айри явно потеплел. – Так, что осталось? Этот золотистый берегите: на нем последние слова капитана «Тор-а-мира» и план Гнезда, всех ярусов под куполом. Очень важно выучить наизусть, хоть он и старый, многое могло измениться. Так… помеченный значком «ти» – общие понятия лекарского дела. Пара полупрозрачных: один – костюмы и вооружение, мы запись сами недавно нашли, как и вторую – управление транспортом. Последний – общение на расстоянии, рация.
– Лайл, двое должны постоянно следить за экранами в рубке, днем и ночью, – добавила Ника. – Мы именно так узнали про охоту. Меняться через три часа, не реже, постепенно глаза устают, внимание слабнет. К столу капитана близко не подходить, мы пока не знаем, как его тело сохранить до Релата. Может рассыпаться в пыль от прикосновения, он тут очень давно сидит. Вроде все. Эл, я пойду. Сыворотка почти готова, и я, кажется, знаю, как ее доделать.
– Иди. Уже утро, сон сегодня, уж извините, отменяется, некогда отдыхать. Мы с Лайлом займемся хозяином, который скулит под дверью. Хо, мне нужна полная информация по нашему оружию и запасам. Вечером, сегодня. Задание Ники ты тоже знаешь.
– Ага, понял, – задумчиво буркнул Хо, и Лайл чуть нахмурился: мальчик ответил невнимательно и небрежно. Он бы за такое отношение к делу оттрепал волчонка, да и взрослого не пожалел. Порученное старшим – свято.
Допрос не затянулся.
Хозяин ныл и стонал, просил и грозил. Но знать он толком ничего не знал. Да, были планы уничтожить взрослых, но не обязательно всех, и точно – не всех сразу. Да, Третьего увели вниз, кажется, на пятый или седьмой уровень, там лаборатории. Его сначала будут проверять по стандартной программе, на ее прохождение запланирован один восьмик дней, то есть пока три у стаи в запасе. Потом Йяллу придется худо – вот, в общем, и все знания хозяина.
Эл чуть задумался над судьбой и полезностью родича, но Лайл – нет. Коротко свернул хлипкую шею и, оттащив тело в сторонку, спихнул в глубокую трещину. Откуда знать не бывавшим в Гнезде, кто этот хозяин? Лайл же отлично помнил на своей шкуре: тот, который раздает волчий сок и режет на столах. С болью, явно забавляясь ею, стараясь выдавить стон из вожаков, хотя можно и совсем иначе, оказывается.
От шлюза Эл ушел по своим важным делам, а вожак отправился в свою комнату. Поиграл с замком двери, изучил пол, шкаф, кровать, стены… Заставил себя отвлечься от занятного и бессмысленного дела, усердно вымылся и взялся надевать новый костюм, раздумывая, куда пойти. Незнакомая свобода давила бездельем. Прежде он не мог покинуть загон, но теперь все иначе. Потеряв столько лет, надо очень спешить узнать новое. Шары?
Лайл вздохнул и пошел в лабораторию, к Нике. Ее умение лечить завораживало и удивляло. Застал светлоглазую уже в дверях.
– Как кстати! Поможешь оживлять?
– И это умеете?
– Нет, увы, просто случай особый. У нас есть четверо айри, они спят ледяным сном, как спала Сидда в резерве у Вечных. Очень больны, их болезнь опасна для Эла. Смертельно. А одной мне трудно управиться. Тяжелые, – она виновато улыбнулась. – Поможешь?
Он кивнул. Хорошо быть полезным хоть для переноски тяжестей. Но девочка говорила о другом, просто слова опять обманули слух и понимание. Это выяснилось очень скоро. Вдвоем они собирали тем чутьем, которое она звала «даром», яд из холодного тела. Действительно – тяжело. Потом сожгли, этому Лайл научился сразу и запросто.
Когда закончили, айри уже не казался комом холода, незнакомые приборы вели его от сна смерти в жизнь. Удивительно! Веки дрогнули, распахнулись крупными ярко-синими глазами. Красивый мальчик. Глянул удивленно на два очень разных лица, склоненные к нему, улыбнулся.
– Точно не из Гнезда! Вы по их души?
– Да кому они нужны, такие вонючие, – махнула рукой Ника. – Мы за всеми остальными, только дикие мы для вашего «Тор-а-мира». Поможешь?
– Я болен и опасен для айри, – серьезно предупредил синеглазый. – И вам смогу быть полезен не более трех восьмиков дней, это все, что мне осталось.
Лайл виновато подумал, что недавно считал всех айри хозяевами. Так проще, и от его простоты невесть что могло случиться. Теперь вот стыдно за первые не слишком теплые мысли о том, кто смог сказать так о своей скорой смерти. Не попросил ни жалости, ни сострадания, даже не заскулил, давая понять, как ему безмерно больно. А ведь Лайл ощущал кожей, сколь велико страдание. И желание жить. Но другое оказалось сильнее: готовность помочь и стремление доделать давнее дело.
«По их души», – сказал он, и на дне глаз старшему ясно увиделся приговор куполу. Айри очень ждал возможности предъявить счет и окончательно разобраться с родичами. Увидев волвека, сразу понял, кто это, и как близка к осуществлению его заветная месть. За свой ледяной сон, за пленный корабль и за капитана, навсегда оставшегося в рубке. Ника уже объяснила на ходу, что усыпивший остальных не мог сделать того же и для себя. Просто уже не дошел бы, он пострадал сильнее прочих. Все время истратил, устраивая помехи второлуния, очищая от яда корабль и блокируя его от возможного проникновения хозяев. Капитан на корабле – Первый, он отвечает за всех. И, похоже, в рубке остался сидеть очень толковый капитан. Жаль.
– Мы уже сталкивались с пираном. Восстановить до исходного я тебя не смогу, уколы блокатора – мы зовем все подобные препараты сывороткой – будут обязательными каждые семь суток по времени Релата. Я надела тебе браслет с часами, чтобы отсчитывать и указывать время приема сыворотки, в нем размещены пять доз, стартовую я уже ввела. Лайл! Ты, само собой, и айри не лечил? Забавно, когда все – впервые?
– Да.
– То есть я буду жить? – приятно удивился айри. – И вы притом якобы дикие. Странно изменился мир. Капитан?
– Ты сам знаешь.
– Да, конечно. Просто не хотелось верить в худшее. Он был удивительный, лучший из нас. Остальные?
– Я пока могу делать десять доз в день, восемь и две, то есть. Это обычных, а стартовая одна пятикратна. Ваша лаборатория для меня – хуже пытки, все незнакомое! Как вообще можно жить, считая восьмиками! – Ника зло зашипела, айри от удивления сел, перемогая боль.
– А как надо-то?
– Мне вполне удобно, – Лайл обиделся не меньше айри.
– Да как удобно, так и считайте. Древнейший счет айри – семеричный.
– Да, жуткая морока, – охотно кивнул медленно розовеющий от тепла и действия сыворотки айри. Я всегда считал восьмиками.
– А люди – десятками, восьмик и еще два, – тяжело вздохнула Ника. – Вас мы можем вытаскивать отсюда по одному в день, потому что лечить трудно, ты весь такой искаженный, а у меня нет сил, не накапливаются они так быстро… Сиди, мы попробуем. Лайл, просто старайся убрать неправильное и, если что сомнительно, лезь в мою память, не стесняйся.
Они попробовали. Айри веселел на глазах, удивленно смотрел, как садятся на место опухшие суставы, крутил шеей, шевелил пальцами. Лайл улыбнулся: лет этому щенку немерено, а все одно – ребенок. Ника косо глянула на помощника и задалась тем же вопросом.
– Ты из молодых айри.
– Мне триввосьмь без семи.
– Ага, ввосьмь – это шестьдесят четыре… тогда, похоже, тебе сто восемьдесят пять по-нашему. А Элу, если считать по вашему, получается без пяти четыреввосьмь. Как нам тебя звать, размороженный? Лучше сразу оставь от полного имени слога два-три, я все равно больше не выучу, уж не сердись.
