Перья

крышку с кастрюли и сняла ее с плиты. Налила крас­ный мясной соус в мисочку и поставила ее на стол. Сняла крышки с каких-то еще посудин и посмотре­ла, все ли как надо. На столе стояли окорок, карто­ фельное пюре, тушеная фасоль, кукурузные почат­ки, сладкий картофель, зеленый салат. Каравай Фрэн занимал почетное место рядом с окороком.

— Салфетки забыла, — спохватилась Олла. — Вы начинайте. Кто что будет пить? Бад всегда за едой пьет молоко.

— Мне тоже молока, — сказал я.

— А мне воды, — сказала Фрэн. — Я сама могу на­лить. Что ты будешь за мной ухаживать? Тебе и так дел хватает. — И встала было со стула.

Олла воспротивилась:

— Что ты. Вы же гости. Сиди. Я принесу. — Она опять покраснела.

Мы сидели, сложив руки на коленях, и ждали. Я все думал про гипсовые зубы. Олла принесла салфетки, большие стаканы с молоком для нас с Бадом и стакан воды со льдом для Фрэн. Фрэн поблагодарила.

— Не за что, — сказала Олла, усаживаясь. Бад про­кашлялся. Опустил голову, коротко помолился. Так тихо, что я едва мог разобрать слова. Я понял толь­ко общий смысл — он благодарил Всевышнего за пи­щу, которую мы сейчас будем есть.

— Аминь, — сказала Олла, когда он закончил.

Бад передал мне окорок и положил себе пюре. Мы принялись за еду. Говорили мало, разве что иногда Бад или я замечали: «Отличный окорок» или: «Куку­руза отменная, в жизни не ел вкуснее».

— Главное тут сегодня — хлеб, — сказала Олла.

— Можно мне еще салата, Олла? — спросила Фрэн, вроде как немножко оттаяв.

— Бери еще, — говорил Бад, передавая мне око­рок или миску с соусом.

Время от времени мы слышали ребенка. Олла по­ворачивала голову и прислушивалась и, убедившись, что он просто попискивает, снова принималась за еду.

— Чего-то он сегодня беспокойный, — сказала Ол­ла Балу.

— Я все равно хотела бы на него взглянуть, — ска­зала Фрэн. — У моей сестры тоже ребенок. Но они живут в Денвере. Когда я еще выберусь в Денвер. Вот, есть племянница, а я ее никогда не видела.

Фрэн минутку об этом поразмышляла, потом сно­ва стала есть.

Олла подцепила вилкой кусок окорока и отправи­ла в рот.

— Будем надеяться, что он скоро заснет, — сказа­ла она.

Бад посетовал:

— Вон сколько всего осталось. Положить кому-ни­будь еще свинины с картошкой?

— В меня больше не влезет, — сказала Фрэн и опу­стила вилку на тарелку. — Очень вкусно, но я больше не могу.

— Ты оставь местечко, — сказал Бад. — Олла ис­пекла пирог с ревенем.

Фрэн сказала:

— Ну, кусочек я, конечно, съем. Только вместе со всеми.

— И я тоже, — сказал я. Правда, исключительно из вежливости. Я терпеть не могу пирог с ревенем, с тринадцати лет, когда объелся им до рвоты — ел тог­да с клубничным мороженым.

Мы подчистили тарелки. Чертов павлин опять по­дал голос. Теперь он взгромоздился на крышу. Кри­ чал прямо у нас над головами. И расхаживал по дранке, звук был такой, будто тикают часы.

Бад помотал головой.

— Джоуи скоро заткнется. Устанет и завалится спать. Он спит на каком из деревьев.

Павлин снова закричал: «Мо-о-ау!». Все промолча­ли. Да и что тут было говорить? Потом Олла сказала:

— Бад, он хочет в дом.

— Не пойдет он в дом, — отрезал Бад. — Ты что, забыла, что у нас гости? Им только не хватало, чтобы по дому шлялась эта птица. Вонючая пти­ца, да еще этот твой слепок! Что люди о нас поду­мают, а?

Он снова помотал головой и засмеялся. Мы все за­смеялись. И Фрэн тоже.

— Он не вонючий, Бад, — сказала Олла. — Что с тобой сегодня? Ты же любишь Джоуи. С каких это пор он стал вонючим?

— С тех пор, как насрал на ковер, — ответил Бад. — Извиняюсь за выражение, — добавил он, обращаясь к Фрэн. — Но, если честно, иногда мне хочется свер­нуть этой паскуде шею. Его и убить-то много чести, верно, Олла? Иногда как заорет среди ночи, так и подпрыгнешь на кровати. А пользы от него ника­ кой, — правда, Олла?

Олла покачала головой:

— Бад нес чепуху. Повози­ла по тарелке лежащие на ней фасолины.

— Откуда у вас вообще взялся павлин? — поинтере­совалась Фрэн.

Олла подняла глаза от тарелки.

— Я всегда мечтала завести павлина. Еще дев­чонкой, даже картинку нашла в журнале. Мне каза­ лось, что красивее ничего на свете не бывает. Вы­резала картинку и повесила у себя над кроватью. Ох как долго она у меня там провисела. И, когда мы с Бадом купили этот дом, вдруг появилась воз­можность. Я говорю: «Бад, я хочу павлина». Он только посмеялся.

— Я потом тут поспрашивал, — сказал Бад, — и мне рассказали про этого старичка из соседнего округа, который их выращивает. Называет их райскими птицами. Нам эта райская птичка обо­шлась в стольник. — Он хлопнул себя по лбу. — Бог ты мой! Женушка мне досталась с большими за­просами.

Он ухмылыгулся и посмотрел на Оллу.

— Бад, — сказала Олла, — ты же знаешь, что это не так. И к тому же, Джоуи хороший сторож, — ска­ зала она, обращаясь к Фрэн. — С ним никакой соба­ки не надо. Слышит каждый шорох.

— Если придут тяжелые времена — а все к тому идет — я Джоуи засуну в кастрюлю, — пообещал Бад. — Только пух и перья полетят.

— Бад! Не смешно, — сказала Олла, но сама же рассмеялась, снова дав нам возможность полюбо­ ваться ее зубами.

Ребенок опять подал голос. На сей раз раскричал­ся не на шутку. Олла положила на стол салфетку и встала.

Бад сказал:

— Не одно, так другое. Неси его сюда, Олла.

— Я так и хотела, — Олла пошла за малышом.

Снова завопил павлин, да так, что у меня на за­гривке зашевелились волосы. Я посмотрел на Фрэн. Она взяла салфетку, потом снова положила. Я взгля­нул на кухонное окно. Оказывается, уже стемнело. Окно было открыто, но затянуто сеткой. Кажется, птица копошилась на веранде.

Фрэн смотрела в сторону коридора. Ждала Оллу с ребенком.

И вот она вошла. Я посмотрел на младенца и чуть не ахнул. Олла села с ребенком к столу. Она держала его под мышками, чтобы он встал ножками ей на ко­лени, лицом к нам. Она посмотрела на Фрэн, потом на меня. На этот раз она не покраснела. Она сосре­доточенно ждала, чего мы скажем.

— Ах! — вырвалось у Фрэн.

— Что такое? — быстро спросила Олла.

— Ничего, — сказала Фрэн. — Мне показалось, там что-то за окном. Вроде как летучая мышь.

— У нас тут нет летучих мышей, — сказала Олла.

— Может, просто бабочка, — сказала Фрэн. — Не разобрала, что. Да, — продолжила она, — вот это ма­лыш так малыш.

Бад смотрел на ребенка. Потом посмотрел на Фрэн. Откинулся вместе со стулом, оторвав от пола его передние ножки, и кивнул. Кивнул еще раз и ска­зал:

— Да ладно, чего уж там. Мы и сами знаем, пока его на конкурс красоты не возьмут. Не Кларк Гейбл. Но делать выводы рановато. Если повезет, вырас­тет — будет как папа.

Ребенок стоял у Оллы на коленях и таращился на нас через стол. Она теперь держала его попе­рек туловища, и он раскачивался на своих толстых ножках. Честное слово, я в жизни не видел мла­денца