— Ну, и что?
Он был из русской семьи откуда-то из Сан-Франциско. В армию пошел, рассказывал, чтобы заработать немного и получить грант на обучение в университете. Историю любит, рассказывал. Акцента у него совсем не было, что интересно. Там у них все чисто разговаривают.
А нас призвали по мобилизации, в связи с чрезвычайной ситуацией. Вот и распределили по постам: сержант ихний, то ли от ООН, то ли от ЕС — сейчас и не понять уже, кто тут рулит, а бойцы — наши 'партизаны'. Кое-как обмундированные, кое-как вооруженные, поставленные под начало американца.
— Как — что? Мародеры, сержант! Вон, тележки у них, вещи…
— Слушай, рядовой, — сержант неодобрительно покачал головой. — Ты здесь эксперт, что ли? Или на людях написано крупными буквами, что они мародеры? И потом, что ты понимаешь под этим термином? Он у вас в уголовном законодательстве как-то отражен?
— Во, шпарит, — восхитился Вован, не отрываясь от бойницы, в которую торчал ствол его ручного пулемета.
Вован при знакомстве сразу попросил звать его как угодно, но только не Вованом. Вот Вованом сразу и стал. Прилипло — не отдерешь. А что? Типичный Вован. Здоровый такой, молодой, но уже пузатый, с толстой красной шеей. И злой. Он даже когда улыбается, так и ждешь, что в зубы врежет.
У него в городе семья осталась, говорят.
— Ну, как…,- тяну я. — Мародер — это тот, кто ворует ценности у мертвых. Так, наверное.
Я тут самый старший по возрасту. Через год меня бы из списков резервистов вычеркнули. А тут — такое, вот и попал. Пацаны меня уважают. А сержант подсмеивается все время. Очень ему строй моих мыслей смешным кажется. Однобоким и начисто идеологизированным. Ну, так, высшее когда еще получал! Тогда и научили, как и что понимать.
— Ворует у мертвых, — сержант хмыкнул. — Да ты философ, а не правовед, старый. Как можно что-то воровать у мертвых? И какие у мертвых могут быть ценности? Сам подумай, прежде чем говорить такое.
— Получается, что не воруют? — тут уже я задумался. — А! Не так! В связи со смертью владельцев ценности становятся выморочным имуществом и отходят в собственность государства. Таким образом, мародеры похищают ценности у государства, нанося ему материальный ущерб. А мы, как представители государства, должны, значит…
— Стоп! Мы здесь представляем международные силы в зоне чрезвычайной ситуации. Ясно?
— Так точно, сэр! — когда сержант говорит таким тоном, надо выкатить грудь, расширить глаза, смотря в точку чуть ниже кокарды на кепи или сегодня — ниже эмблемы на каске, и кричать: 'Есть, сэр! Так точно, сэр! Никак нет, сэр!'. Этому он нас научил в первую очередь. Неделю муштровал.
А на посту мы уже больше месяца. И смены нам нет, потому что везде плохо. Кормят, правда, хорошо. В остальном, выходит, все плохо. Нас здесь целое отделение. Ходим по трое на пост, пока трое дежурит за столиком под козырьком, играя в старые засаленные карты, а еще трое спят в палатке. Должны были давно сменить, но нет людей. Везде сейчас такое.
— Разрешите обратиться? — это опять я.
— Обращайтесь, рядовой, — махнул он ладонью у края каски. — Разрешаю, валяй, старый!
— Так что, мы с мародерами, выходит, никак?
— Ну, почему же. Проверим у этих документы. Обыщем на предмет поиска оружия и запрещенных предметов. Запишем, кто и куда. Можешь даже вещи переписать, хотя это уже будет незаконно — только с их согласия можно. Собственность священна — знаешь, небось? Мы не можем лишить их собственности. Незаконно это.
Мне стало грустно.
— Так значит, сержант, все как было в древности? Поле битвы опять принадлежит мародерам?
— Во-первых, поля битвы тут нет. Есть район чрезвычайной ситуации. Во-вторых, эти люди — не мародеры, пока обратное не докажет судебное следствие. Ясно, рядовой?
— Так точно, сэр! — кричу опять во всю глотку.
И тут Вован начинает стрелять. Он режет длинной очередью по пристрелянным вешкам, и трое, тащившие на коляске какой-то музыкальный прибор, типа маленького пианино, а на другой — большой телевизор, падают разом плашмя на спины, и пыль под ними сразу собирается в черные лужи.
— Отставить!
— Есть, сэр! — грохочет, вскочив навытяжку, Вован. Он уже не стреляет, потому что выдал всю ленту.
— Ты что наделал, рядовой? Ты какого…,- начинает заводиться сержант, краснея от натужного крика.
— Так ведь мародеры, серж! Вон, на той Касио, на черной клавише, ножиком я лично нацарапал в детстве 'Вован'. Моя вещь, узнаю. И телик наш, батя покупал еще. Не новая модель, но из самых надежных.
— Доказать, что вещи твои — сможешь? — тоном ниже спрашивает сержант.
— Точно, мои!
Сержант Вовану многое позволяет. Вернее, это Вован взял такую моду — сержанта 'сержем' зовет, сокращенно, только он из нашего отделения. Еще когда знакомились и сержант сказал, что он тут всех подтянет, высушит, накормит и уравняет, Вован улыбнулся зло и предложил ударить в живот. Мол, мой живот — это тебе не пуховая подушка. Сержант встал перед ним, напрягся — раз кулаком! 'Ха', — выдохнул Вован, даже не попятившись. Сержант ударил вслед с левой. 'Ха', — опять сказал Вован. А потом предложил поменяться местами. Вот с тех пор сержант с ним осторожничает и признает какое-то равенство.
— Значит, пресек хищение своей собственности, — кивает сержант. — Это по закону. Это молодец. Но вот применение оружия против гражданского населения… А если каждый так начнет делать? Что тогда будет?
— Хорошо будет, — зло улыбается Вован. — Гнид не будет.
— Два наряда тебе, рядовой…
— Есть два наряда!
— И на беседу с ротным психологом!
— Серж, ну не будь зверем, а? Мародеры же, ясно, как два пальца!
— Черт с тобой, крези. Но трупы закопать подальше, чтобы не смердело. Вон, со старым вместе. Марш-марш!
Мы с лопатками бежим к трупам, и я спрашиваю на бегу Вована:
— Что, зрение такое хорошее, что сразу узнал свое?
— Нет, конечно. Да еще и солнце встает — не видно ничего. Так просто сказал, чтобы серж отвязался.
— Так ты просто так их убил, что ли?
— Чо? — Вован тормозит, и я врезаюсь носом в его спину. Спина очень широкая и остро пахнет потом.
Вован стоит пару секунд на месте, потом поворачивается ко мне. Он очень зол. Очень:
— Это ты сказал сержу, старый, что поле боя принадлежит мародерам?
— Нет, не я. Это давно. Я повторил просто.
— Так вот, старый. Поле боя принадлежит солдату, ясно тебе? Вот я — солдат.
— Но тут же не бой!
— Тут — бой. И там — бой! И везде, где есть гниды — бой! Из-за гнид все рухнуло, понял, да? Из-за таких вот гнид, — пинает он носком ботинка изломанное мертвое тело.
И я понимаю, что он говорит не только о сворованном цементе и ржавой арматуре.
И начинаю копать яму.
Мальчик Коля
