Ваньо был простым пастухом в своем селе. Но он тоже мечтал о приезде принца. Для этого Ваньо каждый день делал зарядку, а потом бегал по холмам и лесам за баранами и овцами, иногда специально пугая их, чтобы бежали резвее. Еще он поднимал тяжести. Целыми днями он поднимал встречающиеся валуны, или таскал на спине молодого барашка. А иногда, поднатужась, взваливал на плечи опоясанную ремнем тушу старого барана-вожака и тащил его на себе под неумолчное баранье 'бэ-э-э'. Отара слышала голос вожака и бежала, куда вел их Ваньо.
Вечером, сдав скот владельцам, Ваньо обливался холодной колодезной водой, надевал праздничную рубашку, вышитую красными крестиками по вороту и рукавам, и шел к месту сбора всех селян, к харчевне, стоящей на выезде из села. В ней всегда останавливались проезжающие через село купцы, потому что пиво у них тут варилось вкусное — это из-за воды, наверное — и еще потому что это была самая последняя 'сельская' харчевня. Дальше начинались места, которые относились к городу, и там почему-то такая же еда и такая же постель стоили уже гораздо дороже.
У харчевни Ваньо снимал рубаху и похаживал по вытоптанному до каменной твердости двору, пошевеливая плечами, напрягая руки и покрикивая, что готов сразиться на поясах с любым желающим, обещая напоить пивом того, кто победит. Пиво в селе любили. И развлечение такое — тоже. Потому каждый вечер Ваньо боролся. Он уже не раз кидал через себя или аккуратно укладывал перед собой всех сельских силачей. И даже кузнец признал, что хотя на руках он бы Ваньо быстро обставил, но вот спина у Ваньо крепче, потому на поясах он и выигрывает.
Долго ли, коротко, близко ли, далеко, но заехал в село по своим королевским делам и какой-то гвардеец. Он пил пиво, отирая пену с длинных черных усов, касающихся его мощной груди, если он чуть наклонял голову, смотрел рассеянно в окно на закат, думал о чем-то своем. А Ваньо опять похаживал по двору и звал селян сразиться с ним на поясах. И клал одного за другим всех, кто выходил против него.
Заинтересовался гвардеец, потом подозвал хозяина, переговорил с ним негромко, узнал имя борца, а утром, молча и неспешно собравшись, легкой рысью ускакал на своем невысоком коньке дальше. Наверное, в столицу.
А через месяц староста получил извещение, что принц Аджах заедет в село на пути из столицы к границе.
После письма сразу наехали столичные. Они бродили везде, все трогали, все измеряли и все что-то морщились. Потом потянулись подводы. На них везли разобранный по бревнышку походный дворец принца. На каждом бревнышке был свой номер, поэтому молчаливые опытные рабочие быстро собрали на луговине, где до того всегда пасли коров, высокий с острой крышей, похожей на наконечник гигантского копья, дворец.
Подводы приходили и уходили.
Были заполнены все кладовые дворца — вино, еда для будущего пира, как поняли селяне, наблюдающие всю эту суету.
Наводнившие село и окрестности рабочие быстро вырубили лес на сто шагов в каждую сторону, чтобы подлый враг не подполз и не ужалил принца.
Потом рабочих увели, а вместо них пришел полк солдат, быстро раскинувший походные шатры на тех местах, где раньше был лес. Часовые встали цепочкой, перекрикиваясь днем и вечером и сменяясь каждые четыре часа. С этого дня сельский скот остался взаперти. Даже накосить травы, чтобы покормить скотину, не удавалось. Сначала скармливали старое сено, потом даже солому давали, тягая по пучку с крыш, а потом уже начали резать жалобно блеющую и мычащую скотину.
На дворе стояло лето, было жарко, а соли, как обычно, не было. Чтобы не пропало мясо, его ели, давясь и уже ругаясь. Отец старосты помер от переедания. Еще несколько селян были при смерти от того же.
Наконец, дошло дело и до Ваньо.
Он проснулся оттого, что на него кто-то внимательно смотрел. Попытался вскочить, но крепкие умелые руки тут же бросили его обратно на жесткий травяной матрац, прижали, полезли под подушку, приподняли лоскутное одеяло, потом прижали его за плечи и за ноги. Люди в черном — Тайная стража королевства — стояли вокруг Ваньо и смотрели на него холодными змеиными глазами.
— Ты будешь Ваньо-пастух?
— Я, — кивнул Ваньо.
— Не дергайся, а слушай внимательно и исполняй в точности. Завтра приедет принц Аджах. Он будет бороться с тобой. Времени у него мало. Значит, сначала ты встанешь на колени на счет раз-два-три, а потом он положит тебя, не кидая через голову. На счет раз-два-три-четыре. Понял?
— Нет, — честно сказал Ваньо. — Я сильный, я хочу побороть принца Аджаха.
— Запомни, пастух: принц Аджах есть непобедимый борец на поясах и символ нашей армии, непобедимой в боях. Никто и никогда не может его побороть…
— А если я смогу?
— А если ты сможешь, то все жители села будут убиты, дома сожжены, дорога перенесена в сторону, и принц все равно останется непобедимым. Ты понял? Ты борешься завтра не за победу, а за жизнь всего села. И жизнь село получит только в том случае, если ты, пастух Ваньо, на счет раз-два-три упадешь на колени, а на счет раз-два-три-четыре ляжешь под ноги принца.
Сказали и исчезли, как будто и не было черных воинов Тайной стражи королевства. Но они были, потому что Ваньо очень хорошо запомнил этот серый и сухой голос, монотонно заученно твердящий ему 'раз-два-три' и 'раз-два-три-четыре'.
На другой день к обеду приехал с небольшой свитой принц Аджах.
На вытоптанную луговину перед походным дворцом принца вывели умытого и обрызганного цветочными водами Ваньо и поставили напротив принца. За принцем стояли двое в черном, внимательно смотря на Ваньо.
Принц и пастух сошлись, взялись крепко за пояса друг друга.
Ваньо посмотрел в глаза принца и увидел там скуку и лень. И ему тоже стало скучно.
На счет раз-два-три он рухнул на колени. А на счет раз-два-три-четыре — упал на спину.
— А говорили, силач, — лениво процедил принц, отряхивая руки. — В пехоту его, рядовым.
Подскочившие тут же сержанты с цветными нашивками на кожаных шапках дубинками подняли на ноги Ваньо и погнали бегом к шатрам охранного полка.
— Все парень, ты свое дело сделал. Теперь будешь в армии служить!
Сзади уже скрипели подводы, на которые клали бревна от разбираемого дворца. На бывшую луговину выставили столы. Еды было по счету — ровно по числу живущих в селе. Только никто не толкался и не рвался к дармовому угощению: все и так объелись мяса. Потому сидели тихо, пили пиво и покачивали головами в неспешном разговоре:
— А силен наш принц-то! Как он Ваньо грянул о землю… А ведь мог и через себя кинуть, поломал бы парня. Силен и добр наш принц.
…
В армии Ваньо научили ходить строем, держать тяжелое копье и тяжелый щит, колоть мечом, бить двуручной секирой. Бойцы вокруг него все были крепкие, как на подбор, перевитые сухими жесткими мышцами, как канатами. По вечерам они боролись на поясах. А по ночам переговаривались почти неслышно у своих костров.
Ваньо с ужасом узнал, что все его товарищи тоже легли на счет раз-два-три-четыре…
— Но как же так? Тогда принц, выходит, не самый сильный? Но тогда перед сражением его победит любой принц со стороны, и мы проиграем войну?
— Ну, ты даешь, паря… Точно, пастух. Думаешь, их принцы по-другому борются? И потом, есть же еще мы, армия. И чужому-то принцу объяснили, небось, что если на счет раз-два-три-четыре не ляжет под нашего, то мы, армия, сожжем и сотрем с лица земли его королевство, и убьем всех жителей, и перенесем границы… А так, все же — по мирному почти. Ну, посчитает — раз-два-три-четыре — ляжет под нашего-то. И мирно-спокойно вольется в наше королевство. Будет в друзьях у принца. В ближних, может, даже. И будет всем рассказывать, какой наш принц есть непобедимый борец. Так что спи, деревня! Спи и славь даже во сне непобедимого принца Аджаха!
