имение притяжавый», т. е. рекомендуется безусловное послушание даже в случае предложения — утопиться. Находясь в столь благоприятных условиях для воспитательных влияний на народ, древнерусские духовники-монахи несомненно сильно повлияли на склад религиозно-нравственных воззрений наших предков. A насколько типично-монашескими, остро-аскетическими были взгляды самих духовников-монахов на христианскую религию, можно видеть из их собственных записок относительно своей практики, образец которых можно находить в пресловутом «Вопрошении Кирика». «В основе этического миросозерцания Кирика лежит идея чистоты, понимаемой почти исключительно в физическом смысле. Сущность нравственных обязанностей христианина Кирик видит главным образом в его отношениях к христианской святыне. Его взгляд развивается следующим образом. На нашу грешную землю явилась святая церковь и принесла с собой святыню таинств, храма и всех предметов церковного употребления. A между тем человек нечист и может осквернить святыню. Источник нечистоты его — в плоти: «нечисто тело человека, нечиста пища, нечиста женщина, нечист брак, нечисто рождение…». «Отсюда у Кирика возникают две главные мысли: как сохранить от человеческой скверны христианскую истину, т. е. как избежать человеку греха и как получить прощение за грех, раз он произошел», в последнем случае он «признает достаточным средства чисто формального характера: добросовестно выполненную повинность епитимии, или определенное количество отслуженных литургий» (Проф. С. Смирнов. Древнерусский духовник, с. 76 и 97).
Кроме религиозно-нравственного служения русскому народу наши древние монастыри не запятнали себя невниманием и к горьким житейским нуждам мирского человека, к тем невзгодам космической суеты, в которых даже тварь ему совоздыхает и соболезнует. Из истории Печерского монастыря мы знаем трогательные примеры милосердного участия его лучших братий к страданиям бедного некультурного человека, состоящего в тяжелом рабстве у неумолимой природы и у себе подобных. Преп. Феодосий без слез не мог видеть нищего и убогого. Для всех таких обездоленных судьбой он устроил при монастыре богадельню, на которую и тратил десятую часть (своих) монастырских доходов, не взирая на ропот части братии, которой он напоминал в своих поучениях, что сами они пользуются благотворительностью от мирян и что платить миру должны не одной только молитвой, а и милостыней. Заветы св. игумена не остались бесследными. Вскоре после его смерти, в конце XI в. вследствие политических осложнений, приостановлен был ввоз Галицкой соли. Киевские барышники неимоверно подняли цены на этот необходимый и последнему бедняку товар. На выручку бедным людям явился Печерский монастырь, который открыл для дешевой продажи свои запасы соли и этим сбивал рыночную цену. Во время голодовок Прохор Лободник, прозванный так за питание травой лебедой, прокормил многих алчущих незатейливыми продуктами своей аскетической кухни. Преп. Феодосий показал также пример заступничества и благотворения жертвам тогдашнего кривосудия. Каждую субботу отправлял он воз печеного хлеба заключенным в узах. Осуждаемые находили в лице св. игумена верного ходатая пред князем и тиунами и достигали чрез него избавления, потому что, по словам Нестора, судьи не могли преслушаться его за святость. Однажды явилась в Печерский монастырь неправедно осужденная вдова; встретив Феодосия и не узнав его, попросила его проводить ее к игумену. На вопрос Феодосия: «зачем тебе он нужен, ведь он человек грешный»? вдова отвечала: «я не знаю этого, но я знаю, что он многих избавил от печали и напасти и пришла просить его защиты пред судом».
Что касается просветительного значения древнерусских монастырей, то обычно у историков принято говорить о нем в тонах положительных и оптимистических. Следует, однако, выражаться точнее. В западных монастырях от начала Бенедиктинского Устава (V в). книжность и школьное просвещение являлись одним из прямых аскетических подвигов. На Востоке этот активизм не включался в монашеские уставы. И потому их просветительная работа, обращенная к миру, не была столь организованной, столь эффективной. Монастыри могли бы служить богатыми книжными центрами, если бы все были устроены по точным указаниям общинножительного Студийного Устава, в котором значилось, чтобы в свободное от работ и молитв время «всякомуждо отходить и ту седети… и к божественным прилежати писанием». Но так как устав этот, как мы видели, выполнялся лишь некоторыми монастырями и притом в возможно урезанном виде, то допускать только на основании буквы устава всюду по монастырям существование библиотек четиих, а не богослужебных лишь книг — будет рисковано. Но насколько усердно старался выполнить все пункты Студийского Устава в своем монастыре преп. Феодосий, настолько усердны были заботы его о создании у себя монастырской библиотеки. Чернец Илларион, «хитрый писать книги по вся дни и нощи писал их в келье блаженного», сообщает Нестор. «Никон переплетал книги, а сам Феодосий прял для этого нити». Таким образом, если преп. игумен увещевал в одном из своих поучений братию быть бодрыми «на преданья отеческая и почитанья книжная», то, очевидно, говорил имея в виду уже наличное существование созданной им библиотеки. Само собой разумеется, что грамотность в монастыре предполагалась как бы общеобязательной. О неграмотном иноке Поликарп сообщает, как о явлении редком. О сравнительной высоте книжного просвещения монастыря свидетельствует ряд писателей-монахов, вышедших из него (Феодосий, Симон, Поликарп) и драгоценная русская летопись, очень многим ему обязанная.
Но если выдающаяся роль в деле книжного просвещения и принадлежит бесспорно выдающемуся Киево-Печерскому монастырю, то и все заурядные монастыри может быть в большей степени, чем приходские церкви, можно сказать автоматически уже самым своим существованием, употреблением круга богослужебных книг, церковным чтением и пением, за отсутствием школ, были, конечно, центром обучения грамотности и минимального просвещения.
Христианизация русского народа
А) ?ера
Церковь догматически, как царство Божие, как истинная жизнь в Боге, есть самоцель. Но церковь земная, воинствующая, историческая, кенотическая ставит себя в ряд других человеческих учреждений с их конкретными задачами и является организованной силой, борющейся за достижение поставляемых ею во времени, в истории определенных задач. И с этой стороны она подпадает наблюдению и суду истории для учета ее видимых «позитивных» достижений. Очертив, насколько хватило нам времени, общий строй главнейших сторон русской церкви за первый период ее исторической жизни, спешим ответить и на указанный вопрос: о плодах ее христианизующей деятельности за тот же самый период.
Первая вступительная задача ново устроенной на Руси церкви состояла в том, чтобы водворить в языческой душе русского человека новую христианскую веру. Выполнение этой задачи в своей первой стадии облегчалось существом языческих религиозных воззрений вообще. Новая религия принималась язычником с сравнительным удобством потому, что для него все религии были одинаково истинны, все боги одинаково реальны. Но потому же самому для него немыслима была и перемена веры, т. е. отрицание старой и принятие на место ее новой. Душе язычника свойственно было странное, на наш взгляд, совмещение или точнее подлепоставление нескольких вер. Сохранилось очень милое по своей откровенной наивности рассуждение балтийских славян-язычников, высказанное в первой четверти XII в., когда у них вводилось христианство. Вот оно: Nоbis соnsilium vidеtur ut Dеum сhristianоrum habеamus еt tamеn antiquоs dеоs nоstrоs nоn dimittamus еt juxta illius aram nоstris quоquе dus aram соnstituamus, ut еоs оmnеs paritеr соlеndо illum еt istоs paritеr habеamus prоpitiоs» (Aс. SS. Bоll, jul t. I p. 414). Точно также и на Руси в первое время после принятия христианства, хотя городские требища идольские были разорены, и служение старым богам было запрещено, но простые народные массы никак не могли стать такими дерзкими рационалистами, чтобы отрицать существование национальных богов, и, привыкая к христианскому Богу, вместе с тем благоговейно чтили и свои прежние святыни. Молитва в христианском храме не успокаивала пугливой мысли русского новокрещенца, и он спешил помолиться в овин, в хлебное поле, в рощу и к воде, чтобы не обидеть исконных покровителей его обыденной жизни, и приносил обычные жертвы на болотах и у колодцев. Период такого чистого и сознательного двоеверия, как обычное явление в народной жизни,
