Поступление нового ученика обставлялось с большой помпой и торжественностью. С современной точки зрения, учитывая зачаточное состояние фехтовального искусства в ту эпоху, мастера мало что могли дать своим ученикам, помимо простой возможности попрактиковаться с опытным человеком, поднаторевшим во всех видах боя. Они не имели системы, которая хотя бы отдаленно могла сравниться с самым элементарным курсом фехтования наших дней. Но в то время умение применять оружие представляло такую важность, что, естественно, знаменитые фехтовальщики и признанные мастера старались подать свою профессию в еще более привлекательном свете, поддерживая веру в секретные удары и окружая уроки густым туманом таинственности. Подобный путь проходила любая наука, прежде чем укрепиться на фундаменте неопровержимых принципов.
Соответственно, ученики Мароццо должны были клясться на крестовине меча, «как на святом кресте Господнем, никогда не причинять зла мастеру и никогда без разрешения мастера никого не учить секретам», которые он собирался им раскрыть.
Большинство старинных книг по фехтованию содержат столь же длинные рассуждения о том, как применять оружие в войне, как владеть мечом в поединках и дуэлях.
Работа Мароццо типична в этом отношении. Она разделена на пять частей, из которых в первых двух рассматривается бой только на мечах или на мечах с баклерами, тарчами, брокьеро, имбрачатурой, кинжалом или плащом[58].
В третьей части автор рассуждает о применении спадона[59], к которому применялись те же принципы и стойки.
Четвертая часть посвящена древковому оружию: пике, протазану, алебарде (roncha) и бердышу в сочетании со щитом или без него.
Пятая рассматривает тему, обычную для большинства книг по фехтованию того века, то есть применение философских принципов к боевому искусству и разрешение запутанных вопросов чести, возникающих в связи с дуэльным кодексом.
Труд Мароццо написан очень тщательно и закончен, но в нем не видно, чтобы фехтовальное искусство сводилось к определенным принципам. По правде говоря, автор и не пытается пропагандировать какие-то нововведения. Однако книга была очень популярна – после смерти Мароццо вышло еще три издания через довольно большие промежутки времени, – и, судя по всему, она пользовалась популярностью среди отдельных старомодных фехтовальщиков даже в начале XVII века, когда процветали школы таких великих мастеров, как Фабрис, Капо Ферро и Джиганти.
Через семнадцать лет после первого опубликования системы фехтования Мароццо печатник Антонио Бладо опубликовал в Риме с разрешения папы Юлия III замечательный труд по фехтованию, который отстаивал некоторые весьма дерзкие и невиданные дотоле принципы: это был «Трактат об оружейной науке с философским диалогом» миланца Камилл о Агриппы.
Биографам Агриппа более известен как архитектор, инженер, математик и автор разных книг в этих областях. Особенно он прославился тем, что успешно завершил операцию по установке обелиска в середине площади Святого Петра.
Но, подобно многим современникам и особенно своему другу Микеланджело, титанические труды которого были не способны утолить его ненасытную жажду деятельности, Агриппа много времени посвящал практическим занятиям в школах фехтования.
Поскольку он не был учителем, его не сковывали никакие условности, а потому его книга отличается оригинальностью и передовыми взглядами по сравнению с распространенными в его дни понятиями. Будучи инженером, Агриппа изучил связки движений, совершаемых разными частями человеческого тела при нанесении уколов и ударов, и его математический ум упивался геометрическими фигурами и чертежами, составленными для их объяснения. Конечно, его «философский диалог» весьма утомителен, но «теория» дала один полезный практический результат: в большинстве случаев он отказывался от удара в пользу укола.
В бою с большинством видов оружия сами собой напрашиваются «круговые» удары; даже в рукопашной драке неопытный человек будет бить таким образом, пользуясь своим кулаком, как дубинкой. Прямой удар, наносимый по кратчайшей линии, с переносом веса корпуса для усиления удара – это результат теории и практики. Удар – это более естественное, то есть легкое действие; укол является итогом сложного и тщательно выверенного сочетания движений. Одно это уже объясняет, почему укол относится к более высокой стадии развития фехтовального искусства.
Должно быть, Агриппа осознал практическую ценность своей теории во время многочисленных стычек на темных римских улочках, если он вел такую же бурную жизнь, как и бессмертный Микеланджело Буонаротти, а в этом не приходится сомневаться.
Агриппа, будучи образованным человеком, относился к фехтованию с научным интересом и, видя существенные ошибки в популярных стилях фехтования, изобрел гораздо более простую систему.
Одним из наиболее очевидных заблуждений было использование множества всевозможных стоек, связанных друг с другом самым искусственным образом, причем каждая такая стойка давала возможность только для ограниченного количества ударов, тогда как из любого положения, когда меч держат перед собой и угрожают противнику, можно было поразить любую часть его тела.
Другая ошибка состояла в том, что почти не использовалось острие клинка, хотя укол требует меньших силовых и временных затрат, к тому же его труднее парировать. Третья – в том, что любая стойка, где левая нога выставлена вперед, а меч находится в правой руке, слишком открывает фехтовальщика, оставляя его незащищенным.
Вследствие этого, отказавшись от причудливых устаревших наименований, Агриппа свел количество полезных стоек до четырех и дал им ясные числовые названия: prima, seconda, terza и quarta.
Кстати сказать, в том, что касается положения кисти, эти стойки имеют некоторое отношение к нашим приме, секунде, терции и кварте.
Как практический человек, автор здраво рассудил, что первую стойку принимают, когда обнажают меч: в тот век, если случалось драться, никто не придерживался пустяковых формальностей, и обнажить меч и занять стойку значило выполнить одно действие.
Длинную рапиру нельзя было выхватить так же проворно, как короткий меч; острие еще не успевало покинуть ножны, а рука уже поднималась над головой. Соответственно, первой стойкой Агриппы было естественное положение человека, который только что вынул клинок и направил его в лицо противника. Обе ноги на одной линии, корпус слегка наклонен.
Вторая стойка отличалась от первой тем, что рука опущена на уровень плеча.
В других стойках ноги широко расставлены; в третьей рука чуть выше и снаружи от правого колена, в четвертой рука ближе к левой стороне. В переводе на современные технические термины и с учетом положения только правой руки:
Prima guardia имеет что-то общее с примой.
Seconda guardia с высокой секундой или терцией.
Terza с низкой терцией.
Quarta с низкой квартой.
Таковы были основные стойки, но были еще и другие, отличавшиеся от первых только тем, насколько была вытянута рука в зависимости от выполнявшихся шагов или темпа.
Укол производили полностью выпрямленной рукой, причем правое плечо выдвигалось вперед, обеспечивая лучшее прикрытие, а левая нога отступала назад. Лицо часто отворачивали при совершении атаки, которую обычно направляли в лицо или грудь противника.
Можно подумать, что ряд этих позиций мог навести аналитический ум Агриппы на мысль о неком усовершенствованном «выпаде» в виде дополнения. Однако история приберегла его изобретение до лучших времен.
