выпаду, а скорее делали серию коротких атак на разных линиях, наступая на противника и стараясь заставить его совершать широкие защиты или нарушать стойку завязыванием клинка. Левую кисть держали наготове на уровне груди, чтобы вовремя останавливать уколы в оппозиции, выполняемые после финта, но при выпаде ее обычно отводили назад на одной линии с вооруженной рукой для равновесия. Уколы в оппозиции на атаку противника с наклоном корпуса (если атака шла по высокой линии), вольтом (если атака шла по внутренней линии) или шагом влево (если по внешней) по-прежнему считались вполне академичными. Эти действия соответственно назывались sbasso[171], inquarto и intagliata.
Итальянцы применяли четыре стойки, и, хотя для соединения чаще всего использовалась кварта, соединение происходило и на трех других линиях. А так как общеупотребительны были только четыре отдельные защиты, то во всех случаях стойки и защиты были взаимозаменяемыми терминами.
Поскольку руку полностью выпрямляли[172] в любом положении: в стойке, защите или атаке, – то начать защиту в какой-то линии значило просто поменять стойку таким образом, чтобы закрыть эту линию.
Защиты, они же стойки, таковы.
Для высокой внутренней линии (рука в пронации на уровне подбородка, острие нацелено в корпус противника) прима и кварта (рис. 1); для высокой внешней линии терция (то же, что кварта, но рука в пронации); для низкой внутренней линии mezzo cerchio (как на рис. 124, если руку итальянца выпрямить от плеча, а кисть расположить чуть ниже); для низкой внешней линии секунда (рука в пронации на уровне талии, острие направлено в бедро противника).
Переходы с внутренней на внешнюю линию были очень просты и очень малочисленны. Итальянцы твердо держались принципов своего старинного рапирного фехтования и считали, что проворство, сила и умение заметить укол в оппозиции полезнее в серьезном бою, чем самые научные комбинации.
Любопытно, что Анджело, итальянец по происхождению, так неверно описывает итальянскую стойку. Мы цитируем его ниже:
«Итальянская стойка обычно очень низкая; итальянцы сгибают одинаково оба колена, распределяя вес тела между обеими ногами; запястье и острие клинка держат низко и сгибают руку; левую кисть держат у груди, чтобы парировать ею, и сразу же отвечают на укол уколом.
Хотя эта стойка для итальянцев естественна, все же они меняют ее ежеминутно, чтобы озадачить противника, и держат запястье и острие клинка высоко на линии плеча; или держат запястье высоко, а острие клинка очень низко и делают широкие жесты и поворачивают вокруг противника иногда направо, а иногда налево, или резко ступают левой ногой направо; и колют прямые уколы наобум или делают шаги и вольты. Они очень полагаются на свою ловкость и защиту левой рукой; потому, когда дерутся два итальянца, они часто поражают друг друга одновременно, что называется контруколом. Между опытными фехтовальщиками такое случается редко, потому что они знают, как найти клинок удвоенным переводом или кругом, и потому что быстро уходят с выпада.
И тем не менее я убежден, что вышеописанный итальянский метод озадачил бы опытного фехтовальщика, если не принять нужных предосторожностей». И так далее.
Современная неаполитанская система основана на старинных принципах фехтования на spada lunga, кратко изложенных в этой книге, но отказывается от лишних движений тела, а также защит левой рукой. В целом она проще французской и, хотя показывает менее блестящие результаты со спортивной рапирой, быть может, лучше подходит для шпаги. Но частые и чрезмерные повороты запястья, которые являются главным действием, когда бой ведется постоянно вытянутой рукой, осуществимы только на шпагах или рапиpax, имеющих устаревшую конструкцию – то есть с крестовиной и чашей, с pas d'ane или без него, что позволяет сомкнуть один или два пальца и большой палец вокруг пяты клинка. Сейчас оружие такого вида редко используется в Италии, хотя иногда его можно встретить в испанских и немецких школах.
В главе о старинном немецком фехтовании мы говорили, что в Германии рапиру популяризовало общество Federfechter и что к концу XVI века Feder, или Rappier, была принята во всех боевых школах.
Так как мода на нее пришла из Италии, вполне естественно, что не только принципы, но и многие соответствующие термины были довольно точно скопированы с итальянских, распространенных среди знаменитейших мастеров Италии. Хотя мы знаем, что Сен-Дидье придумывал неуклюжие названия, пытаясь перенять итальянскую манеру, а елизаветинские поклонники рапиры употребляли заимствованный жаргон – смесь итальянского с испанским, – рассуждая о stocado и punto reverso, о том, как уколоть stock и препятствовать montanto.
Конечно, подражатели всегда отстают от моды, в любые эпохи, и, хотя Мейер включил в первое издание своего трактата (1570 год) все лучшие известные в его время методы, ко времени выхода второго издания в Аугсбурге в 1610 году его система уже устарела. А Якоб Зютор в 1612 году ничуть не продвинулся вперед по сравнению с методами Мароццо, Агокки, ди Грасси и Виджани, которые в тогдашней Италии приверженцы болонской школы считали уже совершенно устаревшими.
Однако в том же году Конрад фон Эйнзиделл, фехтмейстер из Йены, «представил всем любителям достославного искусства фехтования» немецкое издание сделанного Вилламоном перевода Кавалькабо. Через пять лет Эльзевиры опубликовали в Лейдене первый немецкий перевод «Schermo» Фабриса, множество других переводов и переизданий которого выходили в разных немецких типографиях на протяжении XVII века и даже первой четверти XVIII.
В 1619 году Й. фон Зеттер, предположительно член Общины святого Марка, опубликовал во Франкфурте перевод на французский и немецкий языки трактата великого венецианского мастера Николетто Джиганти, второе издание вышло в 1622 году.
В 1620 году Ганс Вильгельм Шоффер фон Диц, марбургский фехтмейстер, собрал в увесистый фолиант учения всех самых знаменитых современных ему итальянских мастеров, проиллюстрировав его 670 офортами. Особое внимание он уделил Сальватору Фабрису.
Похожий труд, соединивший писания Фабриса и Капо Ферро, но меньшего объема, был трижды переиздан между 1610 и 1630 годами Себастьяном Хойслером, «свободным фехтовальщиком» из Нюрнберга.
Ввиду того что все эти итальянские трактаты переиздавались несколько раз и что в учениях большинства немецких авторов, таких как Хундт, Копен и Гарцониус, не содержалось ничего кардинально отличного, можно уверенно утверждать, что популярное в Германии XVII века фехтование на рапирах относилось к чисто итальянской школе и опиралось на теории трех мощных фехтовальщиков: Фабриса, Джиганти и Капо Ферро. Что касается колюще-рубящей техники – auf Stoss und Hieb, – чрезвычайно популярной в немецких университетах до начала XIX века, оно оставалось основой немецкой школы.
Однако в последнюю треть века отдельные немецкие мастера, среди них Даниэль Ланге, фехтмейстер из Гейдельберга, и Г. Пашен, скорее всего преподававший во Франкфурте, Галле и Лейпциге, где он также опубликовал несколько изданий своей работы, переняли некоторые французские термины и позиции. Но, несмотря на славу французов и сравнительное отсутствие знаменитых мастеров в Италии XVIII века, нам представляется, что итальянская школа была более созвучна немецкому духу почти до наших дней.
Вскоре после окончания XVI века большие перемены коснулись характера самих школ – Fechtboden. Простые горожане стали появляться в них все реже и реже, так что в конце концов туда стали принимать почти исключительно студентов и офицеров, а старые фехтовальные союзы бюргеров постепенно превратились в Schutzen Kompagnien[173].
Двуручные мечи и другое тяжелое оружие, столь популярное у немцев в XVI веке, быстро устаревало. Рапира же, с другой стороны, считалась благороднейшим оружием, и, следовательно, носить ее и совершенствоваться во владении ею подобало только людям высокого рождения.
Однако студенты университетов и профессора – «аристократия разума» – присвоили право носить и применять благородную рапиру, право, которое сохранялось у них в силу давности, несмотря на известное запрещение в уставах всех основанных в XVI веке университетов.
Тридцатилетняя война, ввергшая страну в безнадежный хаос, особенно деморализующее действие оказала на эти заведения. Из-за нелепой привычки воинственной молодежи носить рапиру вместо ученой мантии повсюду в университетах пролилось, наверно, не меньше крови, чем из-за того необъяснимого помешательства на дуэлях, которое терзало Францию от Генриха II до Людовика XIV.
