ведь он был таким умным и так ему помогал…
Помогал… сейчас эта мысль казалась Гарри невыносимой.
— Я так и не понял, почему он тебя не выдал с учебником, — проговорил Рон. — Он наверняка догадался, откуда ты все берешь.
— Конечно! — горько воскликнул Гарри. — Он понял из-за
— Но все-таки, почему он тебя не выдал?
— Не хотел признаваться, что это его книга, — высказала предположение Гермиона. — Думбльдору бы это не понравилось. Даже если б Злей притворился, что учебник не его, Дивангард узнал бы почерк. И вообще, книга лежала в старом кабинете Злея, а Думбльдор наверняка знал, что фамилия его матери «Принц».
— Надо было отнести учебник Думбльдору, — сказал Гарри. — Он все время показывал мне, что Вольдеморт еще в школе был воплощением зла, а я мог представить доказательство, что и Злей такой же…
— «Зло» слишком сильное слово, — негромко заметила Гермиона.
— Ты сама без конца твердила, что оставлять у себя эту книгу опасно!
— Я хотела сказать, Гарри, что ты слишком строг к себе. Я и правда считала, что у твоего Принца странное чувство юмора, но ни за что бы не догадалась, что он потенциальный убийца…
— Никто бы никогда не подумал, что Злей… ну, вы понимаете, — пробормотал Рон.
Они замолчали и погрузились в свои мысли, но Гарри знал, что его друзья, как и он сам, думают о завтрашнем дне, о прощании с Думбльдором. Гарри никогда еще не присутствовал на похоронах; когда умер Сириус, хоронить было нечего. Он не понимал, чего ждать, и немного побаивался церемонии и своих эмоций. Интересно, после похорон он наконец поверит в смерть Думбльдора? Временами Гарри пронзало жуткое осознание случившегося, но в целом он пребывал в странном оцепенении и, хотя в замке только об одном и говорили, никак не мог осознать, что Думбльдора больше нет. Он, конечно, не ждал, как это было после гибели Сириуса, что Думбльдор чудесным образом вернется… Гарри нащупал в кармане холодную цепочку фальшивого окаянта, который постоянно носил с собой — не как талисман, нет; просто чтобы помнить, какой ценой он добыт и какие испытания еще предстоят.
Утром Гарри встал пораньше и уложил вещи; «Хогварц-экспресс» уходил через час после похорон. В Большом зале царила тишина; все были в парадных робах и ели очень мало. Солидное кресло в середине учительского стола, похожее на трон, профессор Макгонаголл велела оставить незанятым. Место Огрида тоже пустовало (так переживает, что совсем лишился аппетита, подумал Гарри), но в кресле Злея совершенно запросто расположился Руфус Скримжер. Он быстро скользил желтоватыми глазами по Большому залу, и Гарри старательно прятал взгляд, подозревая, что министр ищет именно его. В толпе сопровождающих выделялся своими рыжими волосами и роговыми очками Перси Уэсли. Рон не подавал виду, что замечает брата, и лишь с особой свирепостью тыкал вилкой в рыбу.
За слизеринским столом о чем-то шептались Краббе и Гойл, которые, при всей внушительности, выглядели до странности неприкаянно без своего высокого бледного предводителя. Гарри редко думал о Малфое — вся его ненависть сосредоточилась на Злее, — но не забывал о страхе, звучавшем в голосе Малфоя на башне, и о том, что за секунду до появления Упивающихся Смертью он немного опустил волшебную палочку. Гарри не верил, что Малфой решился бы на убийство, и, по-прежнему презирая его за преклонение перед черной магией, все же испытывал к нему микроскопическую капельку жалости. Интересно, где сейчас этот несчастный и что Вольдеморт заставляет его делать, шантажируя жизнью родителей?
Джинни прервала размышления Гарри, толкнув его локтем в бок. Профессор Макгонаголл поднялась со своего места, и печальный гул, витавший над Большим залом, моментально стих.
— Пора, — объявила она. — Пожалуйста, следуйте за своими завучами. Гриффиндорцы, за мной.
В почти абсолютной тишине все прошли вдоль скамей и потянулись к выходу. Во главе колонны слизеринцев мелькнул Дивангард в великолепной изумрудной мантии, расшитой серебром; хуффльпуффцев вела профессор Спаржелла, одетая как никогда аккуратно, без единой заплатки на шляпе. В вестибюле бок о бок стояли мадам Щипц и Филч; она была в густой черной вуали до колен, он — в очень ветхом черном костюме и галстуке, которые источали запах нафталина.
На крыльце Гарри понял, что они направляются к озеру. Вместе с остальными он молча шел за профессором Макгонаголл; теплые лучи солнца ласкали его лицо. На берегу бесконечными рядами стояли стулья с проходом посередине, ведущим к белому мраморному столу. День стоял чудесный, поистине летний.
Половина мест была уже занята самыми разными людьми: бедно и роскошно одетыми, старыми и молодыми. Гарри знал совсем немногих; из Ордена Феникса присутствовали Кинсли Кандальер, Шизоглаз Хмури, Бомс, чьи волосы чудесным образом снова стали ярчайше-розовыми, Рэм Люпин (они, кажется, держались за руки), мистер и миссис Уэсли, Билл, которого нежно поддерживала Флер, Фред и Джордж в черных куртках из драконьей кожи. Здесь были мадам Максим, занимавшая почти три стула, Том, хозяин «Дырявого котла», шваха Арабелла Фигг, соседка Гарри, волосатый басс-гитарист из «Чертовых сестричек», Эрни Катастрофель, водитель «Грандулета», мадам Малкин, владелица магазина на Диагон-аллее, еще кое-какие знакомые лица: бармен из «Кабаньей головы», ведьма, развозившая еду в «Хогварц-экспрессе». Явились и привидения, неразличимые в ярком солнечном свете; лишь когда они двигались, сверкающий воздух прочерчивали быстрые переливчатые блики.
Гарри, Рон, Гермиона и Джинни сели с краю, у самого озера. Люди шептались чуть слышно — словно легкий ветерок шелестел по сухой траве, зато птицы пели очень громко. Толпа продолжала прибывать; Гарри с особой теплотой в сердце увидел Луну, заботливо усаживавшую Невилля. Из всего Д.А. только эти двое откликнулись на призыв Гермионы в ночь гибели Думбльдора, и Гарри знал, почему: именно они больше всего скучали по занятиям группы и, наверное, регулярно проверяли монеты, надеясь на новое собрание…
Мимо, направляясь к передним рядам, прошел несчастный Корнелиус Фудж, который, как всегда, вертел в руках желто-зеленый котелок. Следом прошествовала Рита Вритер. Гарри с омерзением посмотрел на блокнот, зажатый в ее ярко-красных когтях, и тут же едва не задохнулся от возмущения при виде Долорес Кхембридж с черным бархатным бантиком в стальных кудряшках и довольно неубедительной печалью на жабьем лице. Заметив кентавра Фиренце, неподвижным часовым застывшего на берегу, она испуганно вздрогнула и поспешила сесть как можно дальше от него.
Наконец расселись и преподаватели. Гарри посмотрел на Скримжера, с суровым достоинством восседавшего рядом с профессором Макгонаголл, и задумался, действительно ли министр и прочие важные лица горюют о смерти Думбльдора. Но тут зазвучала мелодия, загадочная, неземная, и Гарри сразу отвлекся от мыслей об этих неприятных людях. Он стал оглядываться по сторонам, не понимая, откуда доносится пение. И не он один: многие тревожно завертели головами.
— Вон там, — шепнула Джинни на ухо Гарри.
Он вдруг увидел в прозрачной, зеленой, пронизанной солнцем воде, совсем недалеко от поверхности — и вздрогнул от ужаса, вспомнив об инферниях — хор русалидов, поющих на странно звучащем, не понятном ему языке. Вокруг зыбко колышущихся, мертвенно-белых лиц извивались лиловатые волосы. От жутковатого пения у Гарри зашевелились волосы на затылке, и все же оно не было неприятным — чувствовалось, что русалиды искренне оплакивают Думбльдора. Затем Джинни снова толкнула Гарри в бок, и он оглянулся.
По проходу между стульями шел Огрид с блестящим от слез лицом. Беззвучно рыдая, он нес на руках нечто, обернутое фиолетовым с золотыми звездами бархатом. Гарри понял, что это Думбльдор, и острая боль сковала его горло; в жаркий летний день ему вдруг стало холодно. Рон испуганно побелел. Крупные слезы быстро капали на колени Джинни и Гермионы.
Ребята толком не видели, что происходит впереди. Огрид осторожно положил тело на стол и теперь шел назад, трубным сморканием шокируя кое-кого из собравшихся, в том числе Долорес Кхембридж… но Гарри точно знал, что Думбльдор не обиделся бы, и дружески махнул Огриду, но глаза великана так сильно опухли, что оставалось лишь удивляться, как он вообще что-то видит перед собой. Гарри обернулся, и ему
