Гарри послушно склонился над дубльдумом и ощутил, что его ноги отрываются от пола… он, как всегда, пролетел сквозь тьму и перенесся на много лет раньше, в кабинет Горация Дивангарда.
Тот, гораздо моложе, чем теперь, рыжеусый, с густыми и блестящими соломенными волосами, как и в прошлый раз, сидел в удобном высоком кресле, положив ноги на бархатный пуфик. В одной руке он держал небольшой бокал вина, а другой рылся в коробке с ананасовыми цукатами. Вокруг сидело несколько мальчиков-подростков, и в центре — Том Реддль, на пальце которого сверкало золотое кольцо Марволо с черным камнем.
Думбльдор опустился рядом с Гарри как раз в тот момент, когда Реддль спросил:
— Сэр, а правда, что профессор Потешанс уходит на пенсию?
— Том, Том, и знал бы, не сказал, — Дивангард укоризненно погрозил Реддлю белым от сахара пальцем, но одновременно с этим подмигнул. — Интересно, откуда ты берешь информацию, дорогой мальчик; зачастую тебе известно больше, чем учителям.
Реддль улыбнулся; остальные засмеялись и восхищенно посмотрели на него.
— С твоей поразительной способностью знать то, что не следует, и умением угодить нужным людям — кстати, спасибо за ананасы, ты совершенно прав, это мои любимые…
Кое- кто из мальчиков опять захихикал.
— …не удивлюсь, если в ближайшие двадцать лет ты станешь министром магии. Пятнадцать, если будешь продолжать присылать ананасы: у меня
Все расхохотались, а Том Реддль лишь слегка улыбнулся. Хотя он был отнюдь не самый старший, на него явно смотрели как на лидера.
— Не уверен, сэр, что интересуюсь политикой, — сказал он, когда смех прекратился. — А кроме того, у меня сомнительное происхождение.
Двое или трое из ребят с улыбкой переглянулись. Стало понятно, что в их кругу бытует некая шутка о знатном происхождении их предводителя — очевидно, они что-то знали или подозревали.
— Чепуха, — легкомысленно отмахнулся Дивангард, — всем ясней ясного, что ты родом из приличной колдовской семьи; при твоих-то способностях. Нет, Том, ты далеко пойдешь, тут я еще никогда не ошибался.
Маленькие золотые часы на письменном столе пробили одиннадцать; учитель посмотрел назад.
— Святое небо, уже так поздно? Пора, ребята, иначе нам всем влетит. Лестранг, завтра утром я жду сочинение — или ты получишь взыскание. То же касается Эйвери.
Мальчики потянулись к выходу. Дивангард грузно поднялся с кресла и отнес пустой бокал на письменный стол. Шорох за спиной заставил его обернуться; там стоял Реддль.
— Будь осторожен, Том, ты же не хочешь, чтобы тебя поймали вне спальни в такое время, ты ведь у нас староста…
— Сэр, я хотел вас кое о чем спросить.
— Тогда спрашивай скорей, мой мальчик, спрашивай…
— Сэр, мне интересно, знаете ли вы что-нибудь об… окаянтах?
Дивангард уставился на него, рассеянно поглаживая толстыми пальцами ножку бокала.
— Задание по защите от сил зла?
Однако он, вне всякого сомнения, прекрасно понимал, что вопрос не имел отношения к учебе.
— Не совсем, сэр, — ответил Реддль. — Просто… наткнулся в книге и не очень-то понял, что это такое.
— М-да… разумеется… надо сильно постараться, чтобы найти к «Хогварце» книгу о сущности окаянтов. Это из области самой черной магии, наичернейшей, Том, — сказал Дивангард.
— Но вы ведь о них все знаете, да, сэр? В смысле, колдун такого масштаба… разумеется, если вы не можете рассказать, то, конечно… просто кому и знать, как не вам… вот я и подумал, дай спрошу…
Великолепно сыграно, невольно восхитился Гарри; нерешительность, небрежное любопытство, осторожная лесть — все в меру. Гарри самому часто приходилось выпытывать разные сведения у людей, не желавших ими делиться, и он не мог не оценить мастерства Реддля. Было видно, что ответ на вопрос нужен ему позарез, и возможно, он давным-давно дожидался подходящего момента.
— Что ж, — проговорил Дивангард, не глядя на Реддля и поигрывая ленточкой, украшавшей крышку коробки с ананасовыми цукатами, — краткая справка, конечно, не повредит. Для общего развития. Окаянт — предмет, в котором человек прячет часть своей души.
— Как это? Я не вполне понимаю, сэр, — сказал Реддль.
Он прекрасно владел голосом, но Гарри все равно чувствовал его волнение.
— Представь: ты расщепляешь душу, — объяснил Дивангард, — и помещаешь одну из частей в некий предмет вне своего тела. Тогда, даже если тело как-либо пострадает или будет уничтожено, на земле останется неповрежденная часть души. Но, конечно, существовать в таком виде…
Дивангард поморщился, а Гарри невольно вспомнил слова, которые слышал почти два года назад: «
— … хотели бы немногие, Том, очень немногие. Смерть куда предпочтительней.
Но жадное любопытство Реддля стало теперь очевидно; его глаза горели алчным огнем, он больше не мог скрывать своего интереса.
— А как расщепить душу?
— Видишь ли, — смущенно ответил Дивангард, — следует понимать, что вообще-то душа должна оставаться единой и неделимой. А расщепление ее — акт насильственный и противоестественный.
— Но как это делается?
— С помощью злодеяния, самого страшного — убийства. Оно разрывает душу на части, чем и пользуются для создания окаянтов: оторванную часть души помещают…
— Помещают? Но как…?
— Есть какое-то заклинание, не спрашивай, я не знаю! — вскричал Дивангард, мотая головой, как слон, которого одолели москиты. — Я что, похож на человека, который пробовал этим заниматься — на убийцу?
— Что вы, сэр, конечно, нет, — поспешно заверил Реддль. — Простите… не хотел вас обидеть…
— Ладно, ладно, я не обиделся, — проворчал Дивангард. — Такие вещи естественно вызывают любопытство… колдунов определенного калибра всегда волновал этот аспект магии…
— Да, сэр, — согласился Реддль. — Но я все равно не понимаю… просто любопытно… какой прок от одного окаянта? Душу можно расщепить только раз? Не лучше ли, не надежней, расщепить душу на большее количество частей? Например, семь — самое могущественное волшебное число, не будет ли семь…?
— Мерлинова борода, Том! — взвизгнул Дивангард. — Семь! Одно убийство и то плохо! И вообще… разорвать душу уже преступление… но на семь частей…
Дивангард очень разволновался и смотрел на Реддля так, словно никогда его раньше не видел, явно жалея, что вообще согласился на разговор.
— Наша дискуссия, конечно, — пробормотал он, — носит чисто гипотетический характер, так ведь? Научный…
— Да, сэр, разумеется, — быстро ответил Реддль.
— И все-таки, Том… пожалуйста, молчи о нашей беседе… вряд ли кому-то понравится, что мы обсуждали окаянты. Видишь ли, в «Хогварце» эта тема под запретом… Думбльдор здесь особенно строг…
— Я буду нем как рыба, сэр, — пообещал Реддль и ушел, но Гарри успел увидеть его лицо, выражавшее безумное счастье — совсем как в тот миг, когда он узнал о своих колдовских способностях; счастье, которое почему-то не красило его прекрасных черт, но, напротив, делало их менее человеческими…
— Спасибо, Гарри, — тихо произнес Думбльдор. — Пойдем…
Когда Гарри вернулся в его кабинет, директор уже сидел за письменным столом. Гарри тоже сел и стал ждать, что скажет Думбльдор.
