Донья Инес справилась со своим списком.
— Какие медикаменты у вас с собой?
— Карманная противозмеиная аптечка, снабженная присосками для вытягивания яда и маленьким ножом длиной в дюйм, — перечисляла Тина, загибая пальцы, — репелленты от насекомых, антималярийные и витаминные таблетки и таблетки соли, — закончила она. Холодный взгляд врача стал любопытным.
— И ваш возраст?.. — Она расчетливо оглядела Тину и заметила румянец, окрасивший матовую гладкую кожу. Напряженно думая, Тина произнесла первую ложь:
— Двадцать шесть лет!
Брови сеньоры недоверчиво поднялись, и хотя она не стала возражать, Тина поняла, что Инес ей не поверила. Она еще сильнее покраснела, когда сеньора бросила на нее сардонический взгляд и ответила:
— Какое совпадение. Мы одного возраста, — и, не ожидая комментариев, продолжала: — Еще одно. Как мне записать вашу профессию — охотница за растениями?
Тина застыла, уловив сарказм в голосе. Ботаников часто называют охотниками за растениями, но это не уничижительное название, скорее оно выражает восхищение. Однако в голосе доньи Инес никакого восхищения не было. Вступившись за множество храбрых представителей своей профессии, Тина горячо ответила:
— Ботаники очень много дали миру в области медицины, сеньора. Если бы не представители моей профессии, вы, врачи, до сих пор тщетно пытались бы излечить малярию!
Распаляясь, она посмотрела на улыбающуюся женщину.
— Кто открыл, что в зеленых листьях шпината и люцерны содержится витамин К, способствующий сворачиваемости крови и прекращающий кровотечение? Совсем не врач! Нет, это был охотник за растениями! Кто охотился за семенами, вырастил обширные плантации и добыл пальмовое масло, которое излечивает проказу? Врач? Нет, охотник за растениями! Каучук! Тросы! Волокна и снадобья! Кураре! Все они стоили охотникам за растениями долгих месяцев трудной жизни, недель одиноких путешествий по окаймленными джунглями рекам, по каменистым горным тропам, за всем этим — холодные туманные утра и мрачные темные ночи, свирепые звери и ядовитые рептилии...
Она замолчала, увидев неожиданно кольцо удивленных лиц. Ее вдохновенная речь, вызванная насмешливыми словами сеньоры, привлекла внимание мужчин, которые однако, похоже, больше симпатизировали Инес Гарсии. А у той на лице отразилось искусно изображенное замешательство и удивление. Чувствуя себя глупо и нелепо, Тина отвернулась, но тут же напряглась, услышав, как сдержанный голос Рамона Вегаса призывает мужчин заняться своими делами. Сеньора отошла на другой конец корабля, оставив Тину наедине с ним. Тина вызывающе ответила на его взгляд, но ничего не сказала, когда он сел рядом с ней.
— Сеньорита Доннелли, — в голосе его звучали железные нотки, — почему вы считаете необходимым держаться столь высокомерно со всеми, с кем контактируете?
— Это неправда! — едва сдерживаясь от гнева, возразила Тина.
— Простите, — он властно махнул рукой, — но я вижу, как мужчины избегают вашего общества. Ваше отношение к ним — и не только к ним — полно высокомерия, и это я видел только что. Я очень уважаю представителей вашей профессии и ту репутацию, которой вы пользуетесь, но хочу, чтобы вы поняли. — Он помолчал и наклонился, так что его пронизывающие глаза оказались на одном уровне с ее глазами. — Успех экспедиции столь же зависит от способности ее участников ужиться друг с другом, как и от тщательной подготовки и умелого руководства. Относительно последних двух пунктов я все предусмотрел, но теперь мне кажется, что я должен призвать вас к порядку, чтобы обеспечить гармоничную атмосферу в экспедиции. Постарайтесь, сеньорита Доннелли, — резко закончил он, — в будущем сдерживать свой острый язык и общаться с остальными участниками экспедиции более доброжелательно — даже если вам будет это трудно!
Он угрожающе навис над ней, ожидая ответа. В мышцах, видных под тканью рубашки, сквозила скрытая сила, в глазах таился гнев. Глаза как у пумы, наиболее опасной, когда ее потревожили...
Она отшатнулась, ощутив эту атмосферу первобытной силы и попыталась расслабить голосовые связки, сжавшиеся тугим комком. Борта корабля словно сжимали ее. За ними она видела только стену джунглей и извивающуюся реку, но чувствовала себя в относительной безопасности: по крайней мере здесь, внутри, она под защитой. Однако сейчас, в угрожающем присутствии Рамона Вегаса, она осознала, что испытание джунглями уже началось. Вжавшись в сидение, она смотрела в его большие голубые глаза, испытывая страх. Заметив это, он положил на ее дрожащую руку свою сильную загорелую ладонь.
— В чем дело, сеньорита? — спросил он. — Что вас пугает?
Она покраснела. Выдернула руку и заставила себя снова принять невозмутимый вид.
— Не терплю, когда со мной грубо обращаются, сеньор. Пожалуйста, не трогайте меня!
Он мгновенно отдернул руку. Встал и презрительно посмотрел на нее сверху вниз.
— Madre de Dios!{ Матерь божья! —
Она не ответила, и голос его зазвучал тверже.
— Между членами группы уже завязываются узы дружбы; все готовы объединить усилия при разбивке лагеря и организации ночных дежурств. Обещаете ли вы мне сдерживать свой индивидуализм, чтобы расцвел дух товарищества? Нам всем придется это делать, — голос его неожиданно зазвучал раздраженно, — если не хотим действовать друг другу на нервы!
Он предлагает ей сблизиться с остальными, быть с ними более открытой, но она не смеет пойти на это. Иначе может раскрыться то, что приходится скрывать...
— Сеньор, я участвую в этой экспедиции, чтобы работать, а не изображать счастливую семью, — резко ответила она. — Конечно, я приму участие в общих работах, но не просите меня активно общаться с остальными. Я буду слишком занята!
Его голубые глаза сверкнули.
— Очень хорошо! — Чувствовалось, что его терпение на исходе. — Сегодня, когда разобьем лагерь, вы будете работать на кухне. Приготовите еду, подадите и потом вымоете посуду. Если будете разумны, то постараетесь проделать все это до десяти часов, потому что на следующее утро вам предстоит встать в пять, чтобы приготовить завтрак. Понятно?
Она холодно кивнула, и он резко повернулся и ушел. Тину ослепили неожиданно выступившие слезы. Она повернула голову к окну и помигала, но слезы продолжали жгучим ручейком катиться по щекам. Рюкзак был на полу; она наклонилась к нему в поисках носового платка и тут услышала прямо над собой ненавистный голос Тео Бренстона. Загнанная в угол, она могла только постараться стереть предательские слезы тыльной стороной ладони, прежде чем отвечать ему. Продолжая отворачиваться, она делала вид, что заинтересована пейзажем за окном, но ей пришлось посмотреть на него, когда он сел рядом и с обычной насмешкой спросил:
— Большой вождь доставил вам неприятности?
Испытывая ненависть к этому человеку, она выпалила:
— Нет, конечно! С какой стати?
Толстые губы Тео сложились в широкую усмешку, он уселся поудобнее и приготовился зажечь сигарету.
— Конечно, потому что вы осмелились рассердить его возлюбленную. Разве вы не знали, что донья Инес вдова и что они с сеньором очень близкие друзья — такие близкие, что ходят слухи, будто после этого путешествия они поженятся?
— Меня не интересуют сплетни, — холодно возразила Тина, — и если это все, что вы хотели мне сказать, мистер Бренстон, прошу меня извинить. Мне нужно сделать кое-какие заметки.
