Конюшни, пастбище, сады, песчаный пляж у подножия скал, удобный и уютный дом — все это еще до наступления сезона бурь будет принадлежать ему, если он приведет сюда Холлис. Они проведут зиму, слушая шум дождя и ветра и греясь у камина. Мааркен мечтал . об этом с самого детства, когда они с братом-близнецом Яни прятались здесь, играя в юных владельцев собственного поместья. Тогда они были еще слишком малы, чтобы думать о таких чуждых и смешных вещах, как жены, но как-то вскоре после смерти брата Мааркену пришло в голову, что в этом красивом старом доме могли бы жить две супружеских пары, дети которых заполнили бы все пустующие комнаты и играли бы во дворе в драконов… Грустная улыбка появилась на лице молодого лорда; он тронул поводья и шагом поехал вперед.
Если Андраде чего-то хотела, то непременно добивалась своего. Так было всегда. Она выдала свою сестру-близнеца замуж за принца Зехаву в надежде, что у них родится наследник с даром фарадима. Однако этот талант частично передался лишь матери Мааркена. Тогда Андраде приложила все силы, чтобы женить Рохана на Сьонед, и этот союз дал свои плоды: их сын стал и фарадимом, и верховным принцем одновременно. Она скрещивала их друг с другом, как призовых жеребцов и кобыл. Вполне возможно, что двоюродная бабка уже присмотрела невесту и для Поля, несмотря на его нежный возраст. Она не стала препятствовать связи Мааркена с девушкой-»Гонцом Солнца», поскольку это служило гарантией передачи дара следующему поколению. Но юноша слишком хорошо знал Андраде и понимал, что если он не остережется, бабка живо приберет его к рукам. К своим прекрасным, изящным рукам… Ему намекали, что именно это послужило причиной охлаждения между Андраде и Сьонед. Леди Крепости Богини беззастенчиво использовала ее и Рохана, чтобы получить от них долгожданного принца-фарадима, и в конце концов они взбунтовались. Более того, после рождения Поля Сьонед носила на руке только подаренное мужем кольцо с изумрудом, но никогда не надевала заслуженные ею семь колец фарадима. Это служило постоянным напоминанием о том, что она больше не подчинялась леди Андраде и Крепости Богини. Вот потому-то и тревожились другие принцы.
Нет, мысль о том, что Рохан и Сьонед являются марионетками, а на самом деле всем заправляет Андраде, едва ли пришлась бы им по вкусу. Но на самом деле принцев куда больше страшило сочетание этих двух видов власти в любых комбинациях. А ведь Поль был не один такой. Существовали еще Мааркен, его младший брат Андри и Риян из Скайбоула. Другие высокородные боялись, что могучий лорд станет еще более могучим, если он будет уметь вызывать Огонь, с помощью сплетенных лучей следить за двором любого атри и пользоваться чужими ушами и глазами для выведывания их тайн. У «Гонцов Солнца» существовала своя этика: им категорически запрещалось использовать свой дар для убийства; не менее строгое табу было наложено на стремление усилить одно государство за счет ослабления другого. Однако на что надеялась Андраде, когда создавала правителей, которые обладали двумя видами власти?
Тема была тонкая и щекотливая. Перед Мааркеном еще не встала проблема выбора, но он знал, что рано или поздно столкнется с ней. Судя по странному выражению, иногда мелькавшему в глазах Сьонед, она уже сделала такой выбор, и это оставило неизгладимый след в ее душе. Мааркен не мог поговорить об этом с родителями: мать не поняла бы его несмотря на свои три кольца фарадима. У Тобин, принцессы по рождению и могущественной леди Радзинской по мужу, был совсем другой образ мыслей, чем у настоящих «Гонцов Солнца». Она не проходила обучения в Крепости Богини. А Сьонед… это совсем другое дело. Мааркен слегка успокоился при мысли о том, что поговорит с ней. Сьонед была первой обладательницей двух видов столь высокой власти и должна была так же бояться за своего сына, как Мааркен боялся за себя и за своих будущих детей.
Лорд развернул жеребца, не доезжая до ворот БелыхСкал: Он еще не был готов въехать в них как хозяин. Стоилообмолвиться отцу о том, что он хотел бы здесь кое-что переделать, как родители поняли бы, что он всерьез намерен жениться. Но он подождет, поговорит со Сьонед, предоставить всему Визу возможность узнать достоинства Холлис и только потом заговорит о свадьбе.
Либо он въедет в ворота Белых Скал рядом с Холляс, либо не въедет в них вообще.
ГЛАВА 4
Верховный принц нежился в кровати и запивал разбавленным вином завтрак, состоявший из свежих фруктов и слоеных булочек. У его локтя лежала пачка пергаментов, верхний из которых был вымазан яблочным повидлом. Обычно Рохан завтракал, не отрываясь от работы, но сегодня утром он пренебрег этим правилом ради того, чтобы полюбоваться сгоравшей от нетерпения женой и подшутить над ней.
Сьонед металась по комнате; длинная ночная рубашка из бирюзового шелка подметала пол. Трижды она заплетала и вновь расплетала свои длинные огненно-рыжие волосы, не удовлетворенная результатом. При каждом нервном движении руки на ее пальце вспыхивал огромный изумруд. На кресле лежала целая коллекция платьев, но она еще не подходила к ним, занятая прической. Сдавленные проклятия и досадливые вздохи принцессы сильно забавляли ее мужа.
— Ты никогда не испытывала таких мук, когда наряжалась для меня, — наконец не выдержал он.
— Сыновья более наблюдательны, чем мужья. Особенно после трехлетнего отсутствия! — огрызнулась Сьонед.
— А можно бедному мужу сделать одно предложение? Почему бы тебе не одеться как всегда? Поль ожидает увидеть мать, а не верховную принцессу в шелках и драгоценностях.
— Ты так думаешь? — с несчастным видом спросила она и вспыхнула, когда Рохан засмеялся. — Ох, перестань! Я знаю, что это глупо, но не могу не думать о том, как сильно он изменился.
— Вырос, приобрел хорошие манеры и чувство собственного достоинства, — перечислил Рохан. — Я сам прошел через это, когда был оруженосцем в Ремагеве. Но ничто из перечисленного не помешает ему увидеть, что ты такая же красавица, какой он тебя запомнил.
— Ты опять засыпал крошками всю кровать!
— Ничего, в Стронгхолде хватит простынь и слуг, чтобы сменить их. Подойди сюда и дай мне заняться твоими волосами, ненормальная женщина!
Она села на кровать спиной к мужу, и Рохан ловко заплел ее волосы в тугую косу.
— Ну вот, ни одного седого волоса, — сказал он, закончив работу.
— Если найду, тут же выдерну.
— Если бы так поступал я, то давно остался бы лысым. Дай мне шпильки и посиди смирно. — Он свернул косу в гладкий пучок, поцеловал жену в шею и только потом сколол узел плоскими серебряными шпильками. — Вот и все. Теперь посмотри на себя в зеркало.
Она подошла к туалетному столику и кивнула.
— Когда тебе надоест быть принцем, станешь моей горничной. Не такое уж плохое место. А что касается седины… Все, к чему ты прикасаешься, превращается не в золото, а в серебро. Далеко тебе до того древнего царя — как. его звали?
Рохан улыбнулся.
— До чего же у меня хорошая, почтительная жена! Ее хлебом не корми, дай сказать мужу что-нибудь ласковое! — Он прикрыл простыней пергаменты, поднялся на ноги и потянулся. Проведя пятерней по волосам, принц широко зевнул и потянулся снова, словно хотел продемонстрировать себя Сьонед во всей красе.
— Твоя хорошая, почтительная жена просит разрешения напомнить тебе, что сегодня утром у нас полно дел! — парировала Сьонед.
— В самом деле? — Он через плечо посмотрел на кровать. — Я помню, там были какие-то бумаги, но они куда-то исчезли…
Она хихикнула.
— Кто-нибудь говорил тебе, что ты невозможен?
— Да. Ты. Все время. — Рохан подошел и развязал поясок на ее ночной рубашке. — Одевайся. Драконник может приехать с минуты на минуту.
Но отряд из Радзина опаздывал. Рохан и Сьонед ожидали его в Большом зале, и Сьонед расхаживала из угла в угол, цокая каблучками по зелено-голубому мозаичному полу. Рохан, развалившись у окна рядом со столом оруженосцев, наблюдал за женой и безмерно радовался ее нетерпению. Он и сам волновался, но благодаря врожденному стремлению все делать наоборот чем сильнее нервничала Сьонед, тем больше успокаивался он сам.
Наконец прибежал слуга с донесением, что отряд молодого хозяина заметили с Пламенной башни, и
