— Нет. Страху перед собственной силой. Мааркен, ты сильный мужчина и знаешь, что твоя сила может убить. Ты научился тому, что в тренировочном бою следует быть осторожным, чтобы не нанести вреда сопернику. «Гонцы Солнца» ощущают тот же страх, а могущественный лорд испытывает его вдвойне. Каждый твой поступок станет примером для Поля, Андри и Рияна. Потом их будет больше. Но ты первый.
— А ты? Ты ведь и «Гонец Солнца», и принцесса…
— Я своего рода полукровка. Я не родилась принцессой, несмотря на родственные связи моей семьи с принцами Сира и Кирста. Прежде чем стать принцессой, я была фарадимом, и именно это повлияло на мой выбор. Иногда я действовала как «Гонец Солнца», иногда как принцесса, но совмещать две эти ипостаси мне удавалось довольно редко.
— Кажется, я понял, — медленно сказал он. — Я знаю, что такое власть над войском; однажды я стану полководцем Поля и поведу за собой армию. Я знаю, что такое власть наследного лорда и каким осторожным надо быть с этой властью. — Мааркен вытянул руки, и на солнце блеснули кольца. — Это другой вид власти. И она может вступить в конфликт с остальными. Но ты сделала свой выбор, Сьонед. Единственное кольцо, которое ты носишь, это перстень Рохана.
— Вместо колец я ношу шрамы, — пробормотала Сьонед. Немного успокоившись, она продолжила: — Могу побиться об заклад, что твоя Избранная сделана из того же теста, что и ты, Мааркен. Она ровня тебе по дару, но ей предстоит стать настоящей хозяйкой Радзина. Разве ты забыл, что уже объединил два вида власти независимо от собственного желания? Вспомни, что ты сделал на Фаолейне много лет назад!.
По выражению глаз Мааркена Сьонед догадалась, что он вспомнил. Тогда мальчику едва исполнилось двенадцать, зим, но он понял стратегическую необходимость разрушить мосты через реку Фаолейн и использовал для этого свой дар «Гонца Солнца». Применять подожженные стрелы было опасно, потому что солдаты Ролстры непременно ринулись бы на мост, чтобы сбросить стрелы, и это могло кончиться настоящей бойней. Но Огонь Мааркена настолько напугал врагов, что они не смогли сойти с места. Никто не погиб. Рохан рассказал об этом Сьонед, удивляясь мудрому решению мальчика, который сумел выполнить долг перед своим принцем и одновременно соблюсти этику фарадима: именно за этот подвиг Рохан наградил Мааркена его первым кольцом.
— Я рада, что именно тебе придется быть первым, — сказала ему Сьонед. — Рохану ведомы пути принцев, а мне — пути «Гонцов Солнца». Но ты и то и другое. Ты будешь Полю лучшим примером, — Она сделала паузу, дождалась, когда Мааркен снова поднял глаза, и улыбнулась ему. — А потому тебе не нужна помощь, чтобы решить, как быть с этой леди. Конечно, я помогу тебе, но это не потребуется.
— Может быть, и нет. Но я все равно рад, что ты на моей стороне!
— Знаешь, не стоит говорить мне, как ее зовут, — шутливо продолжила она. — Хочу проверить, смогу ли я узнать твою невесту в свите Андраде. И буду держать с тобой пари на любые камни, которые она выберет для твоего свадебного ожерелья, что сумею вычислить ее!
Наконец-то Мааркен улыбнулся.
— Сьонед! Приданое — это не твоя забота!
— Кто говорит о приданом? Разве я не имею права сделать своему племяннику хороший свадебный подарок? Если я проиграю, ты получишь тот гобелен, который тебе так нравился. Я всегда думала, что ему самое место в спальне.
Он вспыхнул, потом рассмеялся и махнул рукой.
— Ладно, согласен! Я выигрываю в любом случае. Но я знаю, что все это ты придумала заранее!
— А меня хлебом не корми — дай заключить пари на Риаллу! Я никогда не рассказывала тебе, как поспорила с одной из дочерей Ролстры, что ей не достанется Рохан? Я поставила этот изумруд против всех ее серебряных украшений — а она звенела ими, как колокола на ветру!
— Я тебя знаю — ты споришь только тогда, когда уверена в победе. Иначе ты никогда не рискнула бы этим кольцом.
— Вы очень проницательны, милорд! — Довольно улыбнувшись, она встала и отвела с его лба прядь нагретых солнцем темных волос. — Даже тут становится слишком жарко. Можно себе представить, что творится сейчас в Ремагеве! Через несколько дней сюда приедут Вальвис и Фейлин с детьми спасаться от жары.
— Ремагев всегда напоминал мне спящего в песке дракона. Как ты думаешь, можно мне съездить туда и вернуться вместе с ними? Я слышал, что за последние годы Вальвис сделал из этой старой крепости настоящее чудо.
— Ты не узнаешь его. Я… — Она осеклась. Воздух вокруг них замерцал, как разноцветный ковер, к которому Сьонед могла мысленно прикоснуться. Она обеими руками вцепилась в кисть Мааркена, видя, что он тоже захвачен прядями солнечных лучей, крепко сплетенными фарадимом, краткое испуганное сообщение которого взывало о помощи.
Меату не понадобилось много времени, чтобы вспомнить, что увеселительные конные прогулки по холмам Дорваля не идут ни в какое сравнение с долгим путешествием в Крепость Богини. Каждый раз, когда Меат начинал думать, что муки, связанные с плаванием по морю, все же предпочтительнее, чем ломота в каждой мышце тела, он напоминал себе о предстоящей завтра переправе через реку Пирм на крошечном, утлом плоту. Ему не хватало времени, чтобы прийти в норму; лорд Чейналь велел своим людям поторапливаться, и те подчинялись приказу. Меат подумал, что ему еще повезло: через Фаолейн он проехал по мосту, а во владениях принца Давви им дали свежих лошадей; правда, фарадим был слишком измучен, чтобы оценить качества прекрасного животного, на котором он ехал. Сейчас они удалялись от Сира и скакали по широкой степи, раскинувшейся между Пирмом и рекой Кадар, день приближался к вечеру, и Меат начинал — правда, без особой надежды — подумывать о том, что его эскорт вскоре устроит привал. А широкоплечий мужчина лет тридцати и женщина чуть постарше, казалось, не знали усталости. Меат должен был признать, передвигались они с поразительной скоростью, но боялся, что завтра его придется привязать к седлу, иначе он просто упадет.
Впереди ехала Ревия; ее товарищ Яль держался позади Меата. Их мечи и луки подкреплялись его статусом «Гонца Солнца», стоившим всего этого вооружения. Его кольца обеспечивали им внеочередное место на пароме; стоило сверкнуть ими в в любом поместье или деревне, то и дело попадавшихся на дороге, как путешественникам спешили оказать гостеприимство. Люди знали и уважали леди Андраде, и помощь одному из ее фарадимов считалась не столько данью вежливости, сколько почетной обязанностью.
Когда на невысоких северных холмах показались первые два верховых, Меат почувствовал лишь смутное любопытство. Появление третьего, четвертого и пятого всадников тоже не слишком встревожило его. Но когда они поскакали наперерез и Меат увидел блеск обнаженной стали, он напряг все свои ноющие мышцы. Тело слушалось с трудом; это никуда не годилось. Придется разогреваться в бою, а в том, что им предстоит бой, сомневаться не приходилось; на это недвусмысленно указывали выхваченные из ножен мечи.
С плеча Ревии слетел лук. Она накинула поводья на седельную луку и принялась доставать первую стрелу, управляя лошадью лишь с помощью коленей и каблуков. Пять всадников прибавили скорость, и Меат попытался прикинуть, когда они окажутся в пределах досягаемости выстрела из этого длинного, смертоносного лука. Попасть в движущуюся мишень на скаку было бы трудно даже лучшему из лучников. Но лорд Чейналь и обещал ему лучших из лучших… Меат громко ахнул, когда вторая стрела сорвалась с тетивы еще до того, как первая достигла своей цели. Перед мордами скачущих галопом лошадей распустилось красно-белое оперение, казавшееся на фоне зеленой травы экзотическим цветком. Это было только предупреждение. Но если они не свернут в сторону, следующий выстрел будет настоящим.
Яль подъехал к нему с луком в руках и сказал:
— Не задерживайтесь, милорд, поезжайте к вон тем деревьям. Если понадобится, мы ссадим их, а потом присоединимся к вам.
Когда шедшая первой лошадь шарахнулась в сторону и всадники перешли на галоп, Ревия выстрелила. Яль отстал от нее всего лишь на мгновение; он выпустил трелу в тот момент, когда Ревия потянулась за новой, и полез в колчан тогда, когда женщина спустила, тетиву.
Первым порывом Меата было остаться и сражаться вместе со своим эскортом. Но свитки, которые он вез, были слишком важны. Когда на гребне холма появилось еще десять всадников со сверкавшими на солнце обнаженными мечами, он понял, что медлить нельзя.
