Как вы думаете, спросила я, что это значит – быть свободно плавающей в пространстве душой, выхлопом энергии, устремленным один-бог-знает-куда? Нахум прибег к аналогии с компьютером. Коренную часть вашего сознания, стал рассуждать он, можно уподобить операционной системе. На ее основе действуют дополнительные программы: текстовый редактор, электронные таблицы и так далее. Применительно же к человеку это восприятие, речь, мышление, память. Когда вы умираете и мозг прекращает свою работу, все эти «офисные приложения» перестают действовать. Вы остаетесь только с «операционной системой» – первоначальным и примитивным «облаком» сознания, плавающим в пространстве. По Нахуму, экзистенция – «это наше сознание, но за вычетом всех поверхностных наслоений», «ловушек» для дополнительной информации.
Мысль о том, что можно отбросить «наслоения» и «ловушки информации», зацепила меня. Если вы утеряли способность пользоваться словами, видеть и слышать – кто вы теперь? Нечто не по своей воле впавшее в кому? Что-то вроде лишайника? Нахум пожал плечами. Это же просто аналогия, всего лишь предположение. Несколькими днями позже я задала этот же вопрос Патрику Луи. Он выразил некоторые сомнения относительно того, что в сознании человека имеется некий контент, который способен, сохраняя свою структуру, покидать телесную оболочку. «Тепло, выделяемое при гниении, нельзя считать структурированной информацией», – заявил он. Вероятно, подумалось мне, он считает, что «картинка энергий», равнозначная личности человека, может продолжить свое существование и после его физической смерти – но уже не в виде личности. Не в форме того, чем он может быть или что может использовать.
Я обратилась к Нахуму с просьбой прокомментировать слова Луи. «И помните, пожалуйста, – писала я ему, – что, отвечая мне, вы должны представить себе, будто ведете беседу с семилетней девочкой». Нахум не согласился с коллегой. Его ответ содержал не менее тысячи слов и мог быть понятен любому семилетнему ребенку, знакомому с воззрениями Канта, идеями Локка, принципом отрицательной энтропии как меры определенности, а также с устройством и принципами работы шифровальной машины «Энигма». Вот часть того, что я поняла: «Эта энергия совершенно свободна в том смысле, что физически может принимать любую форму… и это не тот случай, когда вступают в силу некие предпочтения».
«Предпочтения», как я предполагаю, могут означать, что душе человека веселее побыть в форме привидения, способного о чем-то думать и что-то помнить, нежели в виде… ну, допустим, черной дыры или сгустка статического электричества. И я решила для себя: пусть все так и будет.
Герри заказал себе на десерт банановый пудинг «Наполеон», и в этом я усмотрела еще одно расхождение между нами. Мы вновь вернулись к разговору о закрытом ящике и системе. Я припомнила, что забыла спросить, какой организм планируется поместить внутрь. Нам принесли десерт: толстый слой крема покрывал вертикально ориентированное сооружение из вафель.
«Итак, что же внутри?» – меня не покидали мысли о бедной лабораторной мышке.
«Банановая начинка, большей частью».
На пути домой я заглянула на 25-ю страницу документа, который сам Нахум озаглавил так: «Предложение о проведении тестирования энергии сознания и определении его физической природы». Мне представился банановый пудинг, помещенный внутрь закрытого ящика.
Чисто теоретически Герри мог бы избрать жертвой кого угодно – начиная с бактерий. Но он склонялся к использованию пиявок. «Я работал с ними долгое время. Они тонкие и прилипают к тебе. Ужасные создания. Ненавижу их!» Парочка за соседним столиком повернулась в нашу сторону, чтобы взглянуть на человека, который ненавидит пиявок.
И последний вопрос: каким, по его мнению, должен быть результат? Действительно ли существует «облако сознания», наполненное энергией? «Я почти уверен, что существует, – ответил доктор Нахум. – Но никогда не утверждал, будто знаю это». Он положил ложку на стол. «Пока не докажу».
Глава 4
Дело о венских сосисках
Шел 1911 год. Дункан Макдугалл, совершенно уверенный в том, что ему удалось доказать существование души (с помощью взвешивания), теперь вознамерился увидеть ее. В газетной статье, опубликованной в том же году, он заявил, что хочет выяснить, какого она цвета[27] и насколько велика по сравнению с телом. Он также желал знать, какой путь избирает покидающая тело душа. Эманирует ли она прямо из сердца или стремится вовне через макушку? А может быть, она слетает с губ, как судорожный зевок или как шарик, похожий на те, в какие заключают слова персонажей в комиксах? Игнорируя растущее недовольство сотрудников госпиталей и приютов, Макдугалл занялся подбором новой партии уходящих из жизни туберкулезных больных.
На этот раз умирающему предстояло занять свое место на обычной койке – но в темной комнате. В «наивысший момент», как говорил об этом сам исследователь, он намеревался направить вдоль лежащего тела сильный луч света. Первоначально он применял белый, но затем начал экспериментировать с различными цветами спектра, используя для разложения света на спектральные составляющие длинную стеклянную призму. Он располагал последнюю (и, соответственно, спектр направленного света) сначала горизонтально, а потом вертикально. И ничего не обнаружил.
Макдугалл исходил из того, что коэффициент преломления света у души равен нулю. Если все субстанции, за исключением «эфира пространства», дают некоторое преломление света, то душа – при отсутствии рефракции – должна состоять из эфирной субстанции. Несколько слов об «эфире». Во времена до Эйнштейна он был признанной концепцией физики. Считалось, что эфир пространства служит посредником при передаче разных волн (свет, звук, радиоволны и так далее). Он, как полагали, невидим и не поддается выявлению физическими методами, однако наполняет собой все формы материи – от человека до кушетки, на которой тот возлежит.
Утверждалось также, что эфир пространства лишен веса, – это служило для Макдугалла камнем преткновения в его поисках «души, состоящей из эфира». Не желая опровергать свои прежние представления, в 1914 году он публично обнародовал новую «поразительную теорию», как она была обозначена в одном из газетных заголовков. На этот раз исследователь утверждал, будто душа и эфир пространства подчиняются законам гравитации. А если нет, рассуждал он, то получается, что «с того момента, когда люди стали умирать на Земле, путь нашей планеты в ее обращении вокруг Солнца… не может не быть замусорен этими… существующими вне гравитации спиритуальными элементами». Проще говоря, если гравитация не притягивает к Земле души умерших, они обречены дрейфовать в космическом пространстве, высланные в потусторонний мир и скитающиеся в безбрежности в компании брошенных спутников NASA и прочих обломков. «Можем ли мы, – вопрошал Макдугалл, – не принимая во внимание подобные условия, построить теорию будущей жизни, в которой царил бы порядок?»
Точно так же была для него невыносима и мысль о том, что душа, покинувшая тело, будет отделена от земных останков расстоянием в миллионы миль. «Между временем смерти и временем погребения обычно проходит три дня, и душа как духовный элемент должна отдалиться от телесной оболочки и места ухода человека из жизни на расстояние в девять миллионов миль – то есть на дистанцию, которую за это время может пройти в пространстве то место, где человек расстался с земным существованием». Для того, кто вел свою взрослую жизнь за пять тысяч миль от отчего дома и единокровных родственников в Шотландии, то была мрачная и унылая перспектива.
Макдугаллу представлялось, что наш глобус «окутывает облако эфира… как бывает при буре в верхних слоях атмосферы», и оно – колеблющееся и лишенное опоры – служит своего рода местом общего сбора для «существ, ни в чем не походящих на нас, но подверженных силе притяжения». Вероятно, попав ранее под град насмешек со стороны коллег, ученый не опубликовал в «American Medicine» ни своей небесно- эфирной теории, ни описания экспериментов с рефракцией и душой. Единственное, что мне удалось найти в данной связи, это фрагмент статьи в «Boston Sunday Post» с чудесным названием: «Небеса, возможно, находятся вне Земли».
И это – все, что еще можно было услышать о докторе Дункане Макдугалле. Шестью годами позже у него нашли рак, он сам оказался на больничной койке, написал еще одну ужасную поэму («Со смертью я вступаю в схватку / Мы бьемся с нею день и ночь»), а затем покинул Землю – ради большого эфирного облака вокруг нашей планеты. Его жена Мэри, несокрушимая особа, упоминавшаяся выше, прожила еще 35 лет. Был ли Макдугалл прав относительно действия гравитации на души или нет, но, когда душа его супруги унеслась из своей земной оболочки, душа самого супруга должна была пребывать, согласно его представлениям, за