Старый Новый Год

ставит…

Себейкин. Васька знает!

Гоша. Я говорю: что это? Пить надо? А он мне: хо­чешь – пей, хочешь – не пей, отдыхай! Прямо бог, а не Вася!

Вася (польщен). Да ну, чего! Обычность! Уж тут-то, в бане- то! Отдыхай!

Полуорлов. Всех вымыл, а сам, кажется, и не ус­пел еще, Вась?

Вася (улыбается). Да ладно! Дома помоемся!

Себейкин. Его баба вымоет!

Все смеются.

Я вот тоже вчера купался, а только эти ванные, души, брызгалки – не то!

Полуорлов. Именно! Что испытано народным опы­том…

Себейкин. Слушай, тезка! Личность мне твоя зна­комая! Ты, случбем, в первомайской школе в пятом классе не учился?

Вася. Он на Стрельца похож.

Гоша. Он у нас гений!

Себейкин. Все мы гении в своем дому! Нет, Стре­лец помоложе. Ты за кого болеешь?

Полуорлов не знает, за кого.

Гоша. Мы, как народ, за «Спартак»!

Вася. Ну! Люди же, видно!..

Себейкин. Бывает, вроде встречались, а где – не вспомнишь.

Полуорлов. Да, и мне лицо твое знакомо…

Адамыч. Все мы встречаемся на путях заблужде­ний, товарищи дорогие!..

Вася. Ну, кому еще пивка? С закуской у нас слабо­вато. Сейчас бы наважки жареной!

Полуорлов. Ресторан вон рядом! (Роется в кар­манах брюк.) С деньгами вообще петрушка какая-то: когда все есть, и деньги вроде не нужны, а когда нет ничего…

Адамыч. …то и денег нету.

Все смеются.

Себейкин. Брось, все оплочено! А ресторан не по нам! Мы и не ходим никогда. Скажи, Вась?

Вася. Наценки!

Себейкин. Шашлычная еще так-сяк, у нас там воз­ле артели стекляшку построили… Да и то от бабы потом не отобьешься! «В стекляшке, что ль, был? Долго ты, такой-сякой…» И пойдет!

Полуорлов. Что ты! (Веселясь.) Ну-ка, Адамыч, сделай так руку и говори: «Римляне! Сограждане! Дру­зья!» Это Шекспир!..

Адамыч (стал, в позу). Римлянцы, совграждане, то­варищи дорогие!

Все смеются.

Тихо, тихо! Товарищи дорогие, я вам лучше свое скажу!

Себейкин. Про Клизияста, что ли? Слыхали!

Адамыч. Хочет сказать ваш старик Адамыч насчет проистечения жизни, а также нашей лестничной клет­ки…

Себейкин. Вась, разлей! Долго будет!..

Адамыч. Нет, вы послушайте, товарищи дорогие, как происходит смысл, а они пустились в разные концы одной и той дороги.

Себейкин. Бывает, пивка бидончик возьмем с ним, он и начнет! «Суета сует, утомление духа!»

Адамыч. Посидевши с мое у лифта, повидавши в жизни…

Гоша. Я ночевал в лифтах!

Адамыч. Кондуктором был, капендинером был…

Вася. Давай!

Адамыч. Так. Берем утро. Пробуждается от ночи весь подъезд, наша уважаемая лестничная клетка. Все люди как люди. Старушки, значит, по молочным, по бу­лочным, мужчины, с первою папироской закуривши, га­зетки достают из ящиков и на работу, женщины детишков по детсадам, а пионеры в школу… И это есть, товарищи мои, годами проистекающий порядок жизни…

Себейкин (тихо). Ты говоришь, роздал все? Дет­садам, что ли?

Полуорлов. Да нет, так! Бросил, и все!

Себейкин. Пробросаешься!

Адамыч (продолжает). Кто собачку, значит, прогу­ливает, Лева Рыжиков рисует картину: белье на верев­ке… Все, значит, при деле, потому как пить-есть надо, учиться надо, работать надо.

Вася. Все приметит!

Адамыч. Гости приезжают, детишки бегают, где, смотришь, свадьба, а где стоит в подъезде крышка от гроба.

Вася. Напугаешь, дед!

Гоша. Хорошо говорит! Эх, народ!..

Адамыч. Было, товарищи дорогие, голод и холод, скопление нищеты, и воду носили по этажам, и Уклезиястом печки топили…

Себейкин. Ты покороче! Сейчас об другом речь!..

Адамыч. А теперь? Чего надо-то? Мир, покой! Дом хороший, лестничная клетка улучшается, тепло, чисто, пища есть, детишки обутые-одетые… Помирать не надо! Но есть, к примеру, такие, что не чувствуют. Общим! Общим обществом происходит, товарищи, жизнь. Сам себе не проживешь. Как люди, так и ты. Кто думает, как жить лучше, а кто – как быть лучше… Но есть, к при­меру, такие… что не чувствуют… Один, как с цепи со­рвавшись, ам! ам! – все к себе гребет! А другой, гля­дишь, – с жиру, что ль? – все бросает, с себя прям рвет, не желаю, говорит, а буду босый человек на голой скамье! А!..

Себейкин. Ты про что это? Кто это – ам, ам?

Полуорлов. Кто это – босый?

Адамыч (вдруг). В задачке спрашивается: сколько вытечет портвейну из открытого бассейну?

Вася (гогочет). Во дает!

Адамыч натягивает ушанку и уходит в парилку.

Себейкин (как бы продолжая начатый разговор). Нет, тезка, ты меня слушай!.. Я, Петь, тебе честно ска­жу, все от них! Я работяга? Работяга! Я, думаешь, не соображаю? Нам все дадено, все открыто! А бабы – у-у-у!

Полуорлов. А у меня? Авторитет, меня уважают… А я? Все бросил, работу бросил, вещи роздал! (Тоже по­нижая голос.) А все из-за кого?

Себейкин. Что ты! Все зло от них, точно! Стараешь­ся, стараешься, для нее же хочешь как лучше. А она тебе зудит: туфли, платье! У тех – то, у тех – это! Телевизор, понимаешь, холодильник! Давай, Петя, давай! Веришь, пианину девчонке купили! Мало!

Полуорлов. Да! А наши, видишь, дамочки такие умные, такие принципиальные – куда там! Да что, мол, да нам, мол, ничего не надо!.. Ох, что-то голова…

Себейкин. Счас окунемся!

Окунают головы в бассейн.

Полуорлов. Да! А им только болтать! «Дело твоей чести», «будь самим собой»! Вообще вся цивилизация, говорят, надоела, – представляешь?

Гоша. Петя! Твоя Клава…