настолько стало легко, хорошо в доме, что я подумала – все наладилось.
– И что же заставило вас сомневаться?
– Знаете, мне больно говорить об этом. – Женщина снова стала нервно перебирать пальцами, опуская глаза. – Когда он бил меня, а потом оправдывался, я чувствовала, что могу это простить. Но когда стало доставаться детям – я поняла, что больше не хочу терпеть. Мои дети сейчас у матери. У мужа была попытка сближения. Он наивно полагает, что я смогу простить ему, что он бил меня на глазах детей, а потом отвесил пинков и пощечин сыну и оттащил за волосы из комнаты старшую дочь. Нет, это выше моих сил. Я виновата перед детьми, что не смогла прийти к этому решению раньше.
– Значит, Вас больше возмутил факт насилия по отношению к детям, а восемнадцать лет собственных хождений по мукам как же? Вы должны иметь уважение прежде всего к себе и, несомненно, защитить детей от агрессии мужа. Только в такой последовательности. Дети видят насилие и неуважительное отношение к их матери. Они как настроены?
– Мальчик еще слишком мал, чтобы отвергать его общество. А девочки категорически не хотят общаться с отцом. Говорить с ними о нем бесполезно, они под впечатлением и полностью заняли мою сторону. Они тоже за развод. Я знаю, что никогда больше не смогу иметь близких отношений с мужем. Его руки не прикоснутся к моему телу. И все-таки я настолько боюсь остаться одна... – Женщина снова расплакалась.
– Вы не одна, здесь вы заблуждаетесь. У вас трое прекрасных детей. Ваша мать постоянно протягивает вам руку помощи, надеясь в душе, что ее дочь сможет достичь большего. Ведь не для того она вас растила, чтобы столько лет видеть, как издеваются над ее ребенком. Вспомните о своем дипломе: вы ведь можете преподавать. Освободившись от влияния супруга, вы снова обретете уверенность в себе. Нужно только начать. Первый шаг вы уже сделали, не останавливайтесь!
Женщина довела бракоразводный процесс до конца. Суд развел их, дав предварительно три месяца на раздумывание. В это время она еще четыре раза приходила к своему психоаналитику. Теперь пациентка выглядела более уверенной в себе и уже не сомневалась в своих силах, а вскоре нашла себе работу. Конечно, ее возможности изменились, во многом приходилось себе отказывать. Но что такое эти ограничения в сравнении с внутренней свободой, которую обрела женщина, и покоем в душах ее детей.
Лита вспомнила эту историю, еще не стерлись из памяти события, связанные с нею. Однако рассказывать об этом Ларисе она не стала. Зачем приводить в пример чужую жизнь, другую ситуацию? В каждом конкретном случае нужно свое решение.
– Заставила я и тебя задуматься, подруга, – виноватым тоном сказала Лариса. – Ты же у нас специалист, может, что-то подскажешь?
Мартова подперла ладонью щеку, поставив локоть на колено. Она пыталась подойти к делу профессионально. Подвести Шмелеву к самостоятельному решению проблемы.
– Я могу помочь тебе самой найти выход, а диктовать ничего не буду, – ответила Лита. – Лучше тебя никто не сможет разобраться в происходящем. Пока ты не захочешь изменений, все советы будут пустым сотрясанием воздуха. Наверное, прошло еще слишком мало времени, чтобы ты приняла твердое решение: терпеть или расстаться. Некоторым на это требуется не год, не три и не десять.
– Странно, чем определяется предел женского всепрощения?
– Только собственной оценкой ситуации. Ты настолько хотела стать слабой, что тебя подмяли под себя, а ты все еще на распутье. Лариса Алексеевна Шмелева, спроси у своего сердца, чего оно хочет теперь?
– Покоя. Я устала от жизни на передовой. Позабавилась – и довольно, – надев очки, подвела итог Лариса. – Пойдем на работу. Поход в кафе отменяется, слишком много воспоминаний. Пойдем, смотри, Саша уже подъехал.
– Да, фигуру, считай, мы сохранили, – поднимаясь со скамейки, сказала Лита. – Я бы могла отпустить тебя домой, но не стану этого делать. Лучшая терапия в твоей ситуации – трудовая. Очки можешь не снимать. Мода у тебя такая, временная.
На часах было без десяти минут десять, когда вслед за удивленным Сашей в офис зашли Лита с Ларисой.
– Доброе утро, Саша, – проходя в кабинет, на ходу сказала Мартова.
Лариса поприветствовала охранника по обычаю громким хлопком ладонь о ладонь и тоже заняла свое место за столом в приемной.
– Покофейничали? – спросил Саша, когда дверь за Аэлитой закрылась.
– Поговорили на свежем воздухе, а до кафе так и не дошли, – чувствуя себя неуютно в очках, ответила Лариса. Она видела, что Саша внимательно вглядывается в ее лицо, но тактично больше вопросов не задает. – А ты хочешь кофе? Пять минут – и я приготовлю.
– Нет, спасибо. Мне вчера вечером Елена Васильевна своего фирменного кофейку приготовила, так я около трех еле уснул.
– В следующий раз ложись около одной, – улыбнулась Шмелева.
– Да ладно вам смеяться. Старый анекдот, между прочим, могли бы и что-нибудь посовременнее придумать, – буркнул Саша, усаживаясь в свое кресло неподалеку от входа в приемную.
– После работы и придумаем, – открывая регистрационный файл в компьютере, заметила Лариса. Потом нажала кнопку связи с Мартовой. – Аэлита Владимировна, на десять пятнадцать записан Раевский.
– Спасибо, я просмотрю свои записи о нем, – ответила Лита.
– Кстати, Лариса Алексеевна, знаете, чем отличаются женщины от комаров? – вдруг спросил Саша, состроив серьезную гримасу.
– Что ты еще придумал? – почувствовав подвох, Шмелева подперла рукой подбородок. – Ну, и чем же?
– Комары кусаются только летом, – довольно выдал Саша. – Это из новых анекдотов. Так, чтоб конца рабочего дня не ждать.
– Ничья, – улыбнулась Лариса и, не выдержав, прыснула от смеха в ладони.
Новая неделя началась. Исключая обстоятельства личной жизни Ларисы, все шло как обычно. К субботе Шмелева окончательно порвала со своим последним увлечением. Она демонстративно выставляла на улицу присылаемые корзины цветов, раздавала сладости, и даже столь любимый пористый шоколад из рук Руслана больше не мог соблазнить ее. Сгорая в душе от желания снова помириться, Лариса все-таки решила вычеркнуть белокурую бестию из своей жизни. Лита не думала оказывать на нее никакого давления. Другое дело мама Ларисы, которая отказывалась понимать планируемый дочерью разрыв.
– Мужчина не сдержался, приложил руку, так сказать, ничего страшного. Сама, видать, виновата. А такого кадра упускать глупо. Держи язык за зубами и будь покорной – получишь больше, чем ожидаешь. – Такие материнские наставления только утвердили Ларису в желании поскорее начать новую жизнь. Подаренный автомобиль она безо всякого зазрения совести оставила у себя, считая его моральной компенсацией за то, что ей пришлось терпеть от предмета своей страсти. Конечно, какое-то время машина будет немым напоминанием обо всем, но память устроена очень гуманно. При желании она стирает ненужное. Синяк на лице был уже не заметен благодаря посещению косметолога и легкому маскирующему макияжу. Осталось ждать полного рассасывания внутренних, сердечных швов после очередного разочарования.
Лита взяла с подруги слово, что та больше не будет скрытной.
– Шмелик, это ведь полный идиотизм, что ты сразу же не побежала плакаться в мою жилетку, – укоряла подругу Мартова. – Ты что, решила, отношения «начальник—подчиненный» могут изменить нас? Тогда грош цена такой дружбе!
– Не ворчи, Владимировна, – попивая после окончания приема кофе в кабинете Литы, отмахнулась Шмелева. – Знаю я твою жилетку: твоих мокриц собирает, моих не хватало.
– Не надо преувеличивать. У меня все нормально, – стараясь избегать взгляда подруги, ответила Лита. Она только что выпила бокал любимого мартини с оливкой и теперь наслаждалась крепким кофе. – Грех жаловаться. О такой жизни, как у меня, многие только мечтают.
– Конечно, ты сейчас расскажешь, – прикуривая коричневую сигарету с ментолом, сказала Лариса. – Мы с тобой – две одинокие бабы, которым просто катастрофически не хватает мужского внимания, заботы и любви.
