коньяка, лимон. Марьям уже пила мартини и пока больше ничего не хотела. Она вообще не любила спиртное. Выбранный напиток нравился ей своим неповторимым букетом. Это было единственное, что она позволяла себе в последнее время. Бармен поставил перед Вадимом коньяк в широком, низком бокале. Тонкие ломтики лимона сиротливо лежали на крошечном блюдце.
– За встречу! – подняла бокал Марьям.
Белов едва притронулся к напитку и вопросительно посмотрел на нее. Она стала еще красивее, чем прежде. Только мужское начало Вадима это совершенно не волновало. Он убедился в этом сразу, как только увидел ее со спины, и еще через мгновение, встретив испепеляющий взгляд ее карих глаз. Ему стало гораздо спокойнее. Он понял, что снова может быть легким, ироничным собеседником.
– Что же заставило тебя умолять? – улыбнувшись, спросил он. Вся его раздраженность куда-то исчезла, и это не укрылось от Марьям. Только она посвоему истолковала перемену в его настроении.
– Каждый слышит только то, что хочет услышать, – в тон ему сказала Марьям. – Я не могла уехать за тридевять земель, не повидавшись с тобой. Ты уж извини за сентиментальность.
– Это понятие не вяжется с твоим образом женщины-вамп. Ну, ты меня увидела. Что дальше, полегчало? – Белов допил коньяк и сделал знак повторить. Бармен мгновенно плеснул в его бокал из длинной бутылки с узким горлышком.
– Относительно. Я ведь уезжаю очень далеко и навсегда. – Марьям сделала многозначительную паузу, но, кажется, Белова это не проняло. Он постукивал пальцами по стойке, в такт негромкой музыке. – Мне самой показалось странным желание встретиться с тобой. Но, если ты помнишь, я привыкла следовать велениям своего сердца.
– Я так глубоко тронут, что не могу подобрать нужных слов. Довольно, я приехал в надежде, что действительно есть веская причина для встречи. Оказывается, ты не изменилась. Только угождать твоим капризам я более не намерен. Не звони больше и не тревожь мою жену. Ей вредно волноваться, не бери греха на душу.
Марьям сразу поняла, на что намекает Вадим.
– Ты скоро станешь папой? С каких пор ты стал таким семьянином, Белов?
– Кажется, и к тебе я был более чем внимательным. Превратился в восторженного почитателя красоты, в няньку, кухарку, которую изредка допускают к телу. Зачем я это говорю. Теперь прошлое не имеет значения.
– Вадим, я уезжаю в Штаты, – перебила его Марьям. – Один человек, американец русского происхождения, хочет изменить мою жизнь, и я решила не противиться этому. Я согласилась выйти за него замуж, но есть одно обстоятельство. Одна безумная мечта, которую только ты можешь помочь мне осуществить. – Она посмотрела на Белова, вложив в этот взгляд все: соблазн, желание, страсть, нетерпение.
– Не понимаю, о чем ты говоришь?
– Я хочу увезти с собой частичку тебя. Это не каприз, как ты можешь подумать. Только не говори сразу «нет».
– Подожди, – Белов повернулся к собеседнице всем корпусом, – я должен снять с себя какую-то вещь, желательно интимную?
Он сразу понял, к чему ведет Марьям. Но, почувствовав всю глупость своего положения, он решил ее немножко подразнить. «Смазливая кошка, она думает, что ее коготки по-прежнему могут вонзаться в его тело? Она считает, что он соблазнится». Конечно, какое еще впечатление о себе он мог оставить, если принять во внимание то, как они забавлялись на пляже, под шум волн. Если не забывать, что он, безумно влюбленный в нее тогда, только и думал о том, как бы еще и еще почувствовать запах ее кожи, ощутить вкус ее губ. Он пожирал ее глазами и был благодарен ей за любое проявление нежности и внимания к себе. Подобная страсть больше не истязала его с того самого момента, как он выставил вещи Марьям за дверь своей квартиры. Белов даже был рад этому. Тому, что его отношения с Валей не напоминали горящую спичку, которая вот-вот погаснет. Это был новый этап его жизни. Он вел себя по-другому, чувствовал иначе. Так, значит, она считает, что до сих пор не утратила влияния на своего бывшего мужа? «Самоуверенная, наглая дрянь!» Будучи его женой, спала направо и налево с каждым, кто красиво рисовал ей продвижение в карьере. Начиная с этого неповоротливого сутенерского вида Германа. Как странно, Белов понял, что до сих пор не забыл ощущения стыда и разочарования, когда напоследок Марьям бросала ему в лицо имена своих многочисленных любовников. Почему-то имя Германа в довольно внушительном списке подействовало на Вадима особенно удручающе.
– Пойдем ко мне в номер. Или поехали, куда ты захочешь, – медовым голосом шептала ему на ухо Марьям. Он не заметил, как она прислонилась к нему плечом и горячим дыханием обжигала его шею. Да, огня в ней не поубавилось. Бедолага американец еще не раз обожжется об него. А Марьям томно продолжала: – Давай обо всем забудем. Будто мы только сегодня познакомились. Я хочу твоих ласк. Ты ведь тоже хочешь, не отказывайся.
– Счастливого пути. Надеюсь, ты будешь счастлива, – отодвигаясь и убирая с плеча ее руку, сказал Белов. В его глазах читалась насмешка, ирония. – Ты так долго шла к этому, расставляя свои длинные, красивые ножки, что рано или поздно это должно было случиться.
– Замолчи, – Марьям задыхалась от негодования. Наверное, она поспешила. Нужно было расположить его к себе комплиментами, разжалобить слезами, а она пошла напролом. Глупость, какая глупость! Она не может так отступить. Он бравирует, его грубость показная, скрывающая подлинные желания. – Не нужно пытаться укусить меня. Я жалею о многом, но ты сам говоришь, что нечего копаться в прошлом.
– Я тоже оттуда, из прошлого. Где твоя логика?
– Я никогда не забывала о тебе, – солгала Марьям. Она будет говорить что угодно, лишь бы он поднялся с нею в номер. Она получит то, ради чего приехала в этот сырой, пропитанный запахом осени город. А потом, когда он расслабится, она нанесет удар, от которого ему будет трудно оправиться. С его-то раздутым самолюбием понять, что попался на удочку очередного каприза шлюшки. Ведь он думает о ней именно так. Жена его, небось, сама порядочность, хозяйка, заглядывает ему в рот и старается угодить во всем. Он постепенно привык к размеренному ритму жизни, а тут такой всплеск. Она предлагает ему совершить то, что у моралистов называется грехом. Но ведь Белов никогда не был ханжой. Он должен ощутить остринку после пресного семейного существования. Не может ведь человек настолько стать другим? Вадим слишком красивый, чтобы принадлежать одной женщине. Это было бы несправедливо. – Если ты любил меня, ты тоже не мог не вспоминать обо мне.
– Мой ответ тебя разочарует – нет. Я, пожалуй, пойду.
– Останься, мы ведь больше никогда не увидимся.
– Это самое приятное, что я услышал сегодня от тебя.
– Боишься получить нагоняй за опоздание к ужину?
– Это мелко, Марьям, пытаться уколоть меня тем, в чем сама не разбираешься. Может быть, твой америкен-бой, наконец, объяснит тебе, что такое семья. Надеюсь, ты осчастливишь его. – Белов поднялся, достал деньги и расплатился за себя и Марьям. – Советую тебе поскорее ехать к нему, пока такая же проныра, как ты, не окрутила его. Глупо было бы лишиться такой радужной перспективы. Адью!
Вадим не стал ждать ответа. Марьям готова была запустить бокалом ему вслед. От злости она так сжала челюсти, что почувствовала неприятные ощущения в зубах. План провалился. Такого фиаско на памяти Марьям не было. Не она, а он отомстил ей. Программист несчастный! Ну, она еще оставит о себе память. Поднявшись к себе в номер, Марьям быстро набрала домашний номер Белова. Трубку подняла другая женщина, это был не утренний голос.
– Будьте добры, позовите, – Марьям растерялась, она ведь не знала, как зовут жену Вадима. – Позовите хозяйку.
Вероника Сергеевна посмотрела на заплаканную Валю, сидевшую в кресле напротив, и поинтересовалась:
– Хозяйку чего, простите?
– Мне нужна жена Вадима.
– Если я не ошибаюсь, это Марьям? – наобум спросила Маковецкая. Мгновенные гудки в трубки подтвердили правильность предположения.
– Надо было позвать меня, – всхлипывая, сказала Валя.
