одеялами и едой, какая у нас есть. Ну, что скажешь?
Элоф наклонился поближе, чтобы рассмотреть повреждения, одновременно пытаясь понять, с кем свела его судьба. Толстяк и остальные вполне могли сойти за корсаров, но высокий мечник выглядел более образованным; по крайней мере его речь была культурнее, чем у простого разбойника. Тем не менее Элоф благоразумно воздержался от прямых вопросов. Он тщательно изучил разбитый таран, проводя пальцами по изогнутому, искореженному металлу. Когда-то таран был цельным и прочным, но частые, резкие удары способны ослабить даже лучшую сталь… Внезапно он выпрямился.
— Этот таран уже ломался раньше, не так ли?
Воин вопросительно взглянул на толстого шкипера. Тот неохотно кивнул:
— Да, несколько месяцев назад. Альм как следует подлатал его…
— Ничего подобного! Взгляните на зубья, здесь и здесь. Видите мелкие трещины и места отломов, покрытые ржавчиной? Должно быть, он просто заварил их сверху, поэтому в бою таран подвел вас. И здесь он лишь замазал разлом, когда следовало перековать заново весь зубец!
— Похоже на него, — пробормотал мечник. — Что ж, кузнец, острое зрение говорит в твою пользу. Но можно ли это починить?
— Да, конечно… — небрежно начал Элоф, но в следующее мгновение его голос пресекся. Боль утраты и безнадежность овладели им с такой силой, что, должно быть, отразились на его лице. Капитан посуровел и со значением посмотрел на своих людей. Элоф поспешно перевел дыхание.
— Можно, но лишь в том случае, если бы у меня были инструменты, — поправился он. — Разумеется, я не взял их с собой на болото, когда пошел… искать железо.
— Разумеется, — эхом отозвался высокий воин. — Возле костра ты найдешь инструменты. Я уже собирался воспользоваться ими, поскольку ничего иного не оставалось. Но я знаю о кузнечном деле только из книг и не стал бы состязаться с любым кузнецом, а тем более — с северянином. Посмотри, они тебе сгодятся?
Элоф с легким отвращением перебрал инструменты.
— По большей части это дрянные вещи, а те, что могли бы сгодиться, очень старые и изношены до крайности. И ни в одной из них нет ощущения силы или хотя бы индивидуальности.
Лишь теперь, столкнувшись с этим, Элоф осознал, как сильно проявлялась индивидуальность в его собственных инструментах и в снаряжении мастера-кузнеца. Но выражение лиц вокруг него менялось от озадаченного до откровенно презрительного; даже высокий воин напустил на себя снисходительный вид, словно встретился с расхожим предрассудком. Значит, даже образованный сотранец — хорошо начитанный, если он изучал кузнечное дело — не имеет представления об истинном мастерстве. Если бы он только мог показать им… но кто знает?
— Сойдет, — решил Элоф. — Да, я смогу починить ваш таран, но мне понадобится наковальня…
— У Альма был маленький металлический блок, — проворчал капитан. — Ставил его на пень или на какую-нибудь сподручную деревяшку. Тебя это устроит?
— Думаю, да. Еще мне понадобится горн — вы можете выложить его из камней прямо на пляже, вот так… — Он нарисовал на песке квадратный очаг в виде небольшого короба. — Попробуем смастерить ручные мехи, но если ветер окрепнет, можно будет вынуть несколько камней с нужной стороны и сделать поддув.
— Умно! — пробормотал мечник. — И сколько времени это займет?
Элоф пожал плечами:
— Сутки… может быть, два дня.
— Слишком долго! — отрезал тот с неожиданным гневом, пробудившим в Элофе ответное раздражение.
— Это не моя вина, черт побери! — хрипло выкрикнул он и выпрямился, сжимая кулаки и с вызовом глядя на худое, жесткое лицо.
Как ни странно, на этот раз капитан поддержал его:
— Оставь его в покое. Альму понадобилась бы целая неделя, а нам с тобой еще больше, если бы мы вообще справились. Хочешь ударить, так пусть это будет крепкий удар! У нас еще есть время настигнуть их.
Худощавый воин мало-помалу расслабился, и Элоф внезапно осознал, что все это время он был напряжен и чем-то сильно обеспокоен. Морщины на его лбу разгладились, и неожиданно он приобрел облик юноши немногим старше самого Элофа — лет двадцати пяти, не более.
— Я согласен, — сказал он. — Нужно быть благодарным уже за то, что имеешь. Тогда за работу!
— После того, как я поем, с вашего разрешения, — возразил Элоф. — И немного посплю; мне понадобится отдых, чтобы показать лучшее, на что я способен. Да, и я хотел бы получить обратно свой меч, если позволите. Как бы то ни было, я мало что могу сделать до постройки горна.
Капитан недовольно заворчал, но воин внезапно рассмеялся.
— Хорошо, я готов поручиться за твои добрые намерения. Ты поешь и отдохнешь, пока мы будем работать, — прими это как плату за наше грубое обращение. Что же касается меча… — Он наклонился, поднял меч с песка и восхищенно взвесил клинок в руке. — Превосходный меч, и должен признаться, меня разбирает зависть. Мне он мог бы принести гораздо больше пользы, чем тебе.
Элоф нахмурился.
— Но тем лучше я понимаю твое беспокойство. Я собирался сказать, что ты сможешь забрать свой меч после окончания работы, но, похоже, без него тебе не будет покоя. Вот, возьми!
Он передал меч формальным жестом, рукоятью вперед через руку, согнутую в локте. Элоф принял клинок и поклонился с такой же сухой формальностью.
— Ты великодушен, и я постараюсь оправдать твое доверие. Сделаю, что могу, в самый короткий срок.
Воин кивнул:
— Пусть твоя работа будет подобна твоему красноречию. Меня зовут Керморван, и я старший в этой лихой команде, после капитана Эрмахала. Могу я узнать твое имя?
— Элоф, кузнец с Соленых Болот. Гильдии и звания не имею.
— Уверен, что это к лучшему, — беспечно ответил Керморван. — Итак, Элоф, тебе нужно подкрепиться и отдохнуть… Мэйли, принеси ему все необходимое! Все остальные — за работу. Ищите большие камни, по возможности плоские, и несите их сюда.
Наполнив желудок и лежа у костра под грубым одеялом, Элоф размышлял о случившемся. Сначала он попал в опасную переделку, но, похоже, не ошибся, настояв на своем в разговоре с Керморваном, который явно имел влияние на команду корабля: это привело к желаемому результату. Или нет? С легким потрясением Элоф осознал, что великодушие и учтивость мечника были рассчитанным ходом, перевернувшим всю ситуацию с ног на голову. Теперь он оказался обязан этим людям, а не наоборот. Какое-то время он злился на себя, но потом глубоко вздохнул. Словом можно связать только человека чести, а это означало, что Керморван считает его таковым. То был своего рода комплимент, хотя и весьма сомнительный, поскольку он не имел представления, кто такие эти головорезы и что они собираются делать со своим ужасным боевым тараном. Но он просто не мог беспокоиться об этом теперь. Все его тело налилось свинцом неимоверной усталости. Мягкий песок, служивший ему ложем, поплыл куда-то вдаль, и он провалился в глубокий сон без сновидений.
К его удивлению, наутро Керморван ждал возле сложенного за ночь горна, постукивая на пробу по стоявшей рядом маленькой наковальне. Звон болезненным эхом отдавался в голове Элофа: он проспал не более двух-трех часов после бессонной ночи… или многих ночей? После встречи с таинственным всадником он готов был поверить чему угодно. Но Керморван горел желанием приступить к работе, для чего сначала нужно было отделить от носа корабля массу искореженного железа. Возвышаясь на импровизированном насесте с молотом и клещами, Элоф трудился над этой задачей, когда его рука скользнула по стержню, на ощупь напоминавшему дерево, а не металл. Нагнувшись поглубже, он обнаружил тяжелую стрелу для баллисты, застрявшую в балках корпуса, которую пришлось раскачивать и вытаскивать большими клещами. Когда стрела появилась на свет, Элоф невольно охнул от удивления: он слишком хорошо помнил черно- белые руны, покрывавшие поверхность древка.
Керморван поднял голову от своей работы и сурово кивнул:
